Ампир «В»
Шрифт:
– Здравствуй, – сказал ласковый голос. – Что ты отворачиваешься. Посмотри на меня, не бойся… Я не похожа на Ксению Собчак, хе-хе-хе… Я похожа на Гайдара с сиськами… Шучу, шучу. Может, поднимешь глазки?
Я поднял глаза.
Алтарная ниша тоже несла на себе следы евроремонта. Они были даже на шкуре мыши – рядом со стеной она была покрыта разводами белой водоэмульсионки.
Из центра ниши на меня с улыбкой смотрело женское лицо – как это говорят, со следами когда-то бывшей красоты. Голове на вид было около пятидесяти лет, а на самом деле наверняка больше, потому
У головы была крайне сложная прическа – комбинация растаманского «давай закурим» с холодным гламуром Снежной Королевы. Внизу качалась копна пегих дредов, в которые были вплетены бусинки и фенечки разного калибра, а вверху волосы были как бы подняты на веер из четырех павлиньих перьев, соединенных каркасом из золотых цепочек и нитей. Этот ажурный сверкающий многоугольник был похож на корону. Прическа впечатляла – я подумал, что она хорошо смотрелась бы в фильме «Чужой против Хищника» над головой какой-нибудь зубастой космической свиноматки. Но над усталым и одутловатым женским лицом она выглядела немного нелепо.
– Ну, подойди, подойди к мамочке, – проворковала голова. – Дай я на тебя налюбуюсь.
Я подошел к ней вплотную, и мы трижды поцеловались по русскому обычаю – деликатно попадая губами мимо губ, в щеку возле рта.
Меня поразила способность головы к маневру – мне показалось, что она сначала подлетела ко мне с одной стороны, затем мгновенно возникла с другой, и тут же перенеслась назад в исходную точку. Я при этом успевал только чуть-чуть поворачивать глаза.
– Иштар Борисовна, – сказала голова. – Для тебя просто Иштар. Учти, я не всем так говорю. А только самым хорошеньким, хе-хе…
– Рама Второй, – представился я.
– Знаю. Садись. Нет, погоди. Тяпнем коньячку за встречу.
– Иштар Борисовна, вам больше нельзя сегодня, – произнес строгий девичий голосок из-за шторы.
– Ну за встречу, за встречу, – сказала голова. – По пять грамм. Сиди на месте, мне юноша поможет.
Она кивнула на алтарный стол.
Там царил полный беспорядок – мраморная плита была завалена гламурными журналами, среди которых стояли вперемешку косметические флаконы и бутылки дорогого алкоголя. В самом центре этого хаоса возвышался массивный тяжелый ноутбук – одна из тех дорогих игрушек, которые делают на замену десктопу. Я заметил, что печатная продукция на столе не сводилась к чистому гламуру – тут были издания вроде «Ваш участок» и «Ремонт в Москве».
– Вон коньяк, – сказала Иштар. – И бокальчики. Ничего, они чистые…
Я взял со стола бутылку «Hennessy XO», формой напоминавшую каменных баб с самого первого алтаря, и разлил коньяк по большим хрустальным стаканам, которые голова назвала «бокальчиками». По мне, они больше напоминали вазы, чем стаканы – туда ушла почти вся бутылка. Но возражений не последовало.
– Так, – сказала Иштар, – чокнись сам с собой… И помоги мамочке…
Я звякнул стаканами друг о друга и протянул один вперед,
– Опрокидывай, не бойся…
Я наклонил стакан, и голова ловко поднырнула под него, уловив желто-коричневую струю – на пол не пролилось ни капли. Я почему-то подумал о дозаправке в воздухе. Вместо шеи у Иштар была мускулистая мохнатая ножка длиной больше метра, которая делала ее похожей на оживший древесный гриб.
– Садись, – сказала она и кивнула на синее кресло, стоящее рядом с алтарем. Я сел на его краешек, отхлебнул немного коньяка и поставил стакан на стол.
Голова несколько раз чмокнула губами и задумчиво прикрыла глаза. У меня был достаточный опыт общения с вампирами, чтобы понять, что это значит. Я провел рукой по шее и глянул на пальцы – и точно, на них было крохотное красное пятнышко. Видимо, она успела куснуть меня, когда мы целовались. Открыв глаза, она уставилась на меня.
– Я не люблю, – сказал я, – когда меня…
– А я люблю, – перебила голова. – Под коньячок. Мне можно… Ну что… Здравствуй, Рама. Который Рома. Трудное у тебя было детство. Бедный ты мой мальчик.
– Почему трудное, – смущенно ответил я. – Детство как детство.
– Правильно, детство как детство, – согласилась Иштар. – Поэтому и трудное. Оно в нашей стране у всех трудное. Чтобы подготовить человека ко взрослой жизни. Которая у него будет такая трудная, что вообще охренеть…
Иштар вздохнула и опять причмокнула. Я не мог понять, что она смакует – мою красную жидкость, коньяк или все вместе.
– Не нравится тебе быть вампиром, Рама, – заключила она.
– Почему, – возразил я. – Вполне даже ничего.
– Когда нравится, не так живут. Стараются каждый день провести так, чтобы это был веселый праздник Хэллоуин. Вон как твой друг Митра. А ты… Ты позавчера ночью опять о душе думал?
– Думал, – признался я.
– А что это такое – душа?
– Не знаю, – ответил я. – Меня наши уже спрашивали.
– Так как же ты можешь о ней думать, если ты не знаешь, что это такое?
– Сами видите.
– Действительно… Слушай, ты и о смысле жизни думаешь?
– Бывает, – ответил я смущенно.
– О том, откуда мир взялся? И о Боге?
– И такое было.
Иштар нахмурилась, словно решая, что со мной делать. На ее гладком лбу возникла тонкая морщинка. Потом морщинка разгладилась.
– Я тебя вообще-то понимаю, – сказала она. – Я и сама размышляю. Последнее время особенно… Но у меня-то хоть повод есть. Конкретный. А ты? Ты же молодой совсем, должен жить и радоваться! Вместо нас, пенсионеров!
Я подумал, что такая манера говорить бывает у пожилых женщин, родившихся при Сталине и сохранивших в себе заряд казенного оптимизма, вбитого в испуганную душу еще в школе. Когда-то я ошибочно принимал волдырь от этого ожога за след священного огня. Но после курса дегустаций это прошло.
Иштар посмотрела на мой стакан, затем на меня, сделала злое лицо и кивнула в сторону ширмы, потом подмигнула и растянула рот в улыбке. Пантомима заняла не больше секунды – ее гримасы были очень быстрыми и походили на нервный тик.