Амулет. Книга 2
Шрифт:
– Э-э-э, – неопределенно пожал я плечами, – мало ли что… Да вы сами припомните – может, какая черная кошка между вами пробежала, да вы запамятовали?
– Какая там черная кошка, что ты! Я ему ни разу слова дурного не сказала! – ответила тетя Соня, а про себя подумала: «Не кошкой я была, парень, а пантерой! Да и как на такого мужика, как твой отец, глаз не положить? Я к нему и так, и эдак, а он все мимо меня глядел, отворачивался. И чего вам, мужикам, надо? Неужто жена, эта квочка скучная, ему милей была, чем я? До сих пор забыть не могу! Ведь, позови он меня тогда – со всех ног бы побежала. Я бы ему показала, как может любить настоящая женщина – не то, что его Галина! Жаль – порядочным был сильно, чувствам воли не давал твой отец.
Не желая дальше слушать размышления вероломной маминой подруги, я решил аккуратно свернуть разговор:
– Тогда я не знаю, теть Сонь… Странно это. Да вы не берите в голову – может, вам просто показалось, что отец вас недолюбливал. Вот мне, например, вы очень симпатичны, я, вообще, не понимаю, как можно испытывать к вам неприязнь. А в молодости, наверное, редкой красавицей были. Да вы и сейчас хороши! – польстил я тетке.
«Ага! А встретил бы ты меня лет этак сорок назад, не то что неприязни не испытал бы, а совсем-совсем другие чувства», – подумала подруга моей матери, но комплимент мой приняла, улыбнулась. Я, в свою очередь, тоже улыбнулся ей в ответ, настолько благожелательно, насколько смог, и отошел к тете Зине, сидевшей на другом конце стола. Сделал я это отчасти потому, что мне вдруг стало не по себе находиться рядом с тетей Соней, которая в молодости вынашивала планы разбить нашу семью, а теперь преспокойно на правах лучшей подруги сидит за столом, принимая угощение от женщины, у которой мечтала увести мужа, а еще – потому что очень захотелось переговорить с тетей Зиной, понять, за что ее привечал мой отец.
– Давненько к нам не заходили, теть Зин! Как у вас дела? Как дети? Внуки?
Она посмотрела на меня, и мне вдруг стало необычайно тепло и спокойно на сердце от взгляда этих старых, слезящихся, почти бесцветных глаз.
– Спасибо, сынок. Да какие у меня дела? Я на пенсии давно. Все живы-здоровы, и слава Богу!
– А сами-то как? Здоровье в порядке?
– Да ничего, Гришенька, не жалуюсь, – ответила тетя Зина.
«Хороший у Галины сын, внимательный, – подумала она про себя. – К чему ему рассказывать про свои болячки? Молодым не след раньше времени узнавать про наши страхи да напасти. Что поделать, если в моем возрасте смерть подходит так близко, что до нее рукой подать? Вот и я чувствую, что пора моя настала, сгонит меня болезнь в могилу. Да разве стану я Гришу огорчать? Придет мой срок – он и так все узнает».
Ее спокойные, полные благородства и какой-то недоступной мне мудрости мысли поразили меня. Мне вдруг остро захотелось хоть чем-то ей помочь.
– Может, вам помощь какая нужна? Лекарства, деньги? Вы говорите, не стесняйтесь! Для меня это необременительно, я даже рад буду помочь – вы ведь давний друг нашей семьи!
Она покачала головой, прослезилась.
«До чего же отзывчивый парень у Галины вырос! – услышал я ее мысли. – Так ведь и немудрено – у них вся семья такая. И мать, и отец никогда ни в чем не отказывали, всегда старались помочь. Добрые люди, светлые… Только не стану я ему жаловаться. Старая я кляча, век мой кончается… Хлопочи, не хлопочи – все одно, конец близко. Да и устала я. От всего устала. Ни лекарства, ни клиники дорогие мне уж, все равно, не помогут. Разве что теплое слово да внимание под старость душу согреют, утешат напоследок – я и рада буду».
Она смущенно смахнула со щеки скатившуюся слезинку, улыбнулась и погладила меня по руке своей морщинистой теплой ладонью:
– Не нужно мне помощи, Гришенька. Все у меня хорошо. Я ж не одна на свете-то живу. Слава Богу, и дети есть, и внуки – и любят меня, и заботятся…
«В тягость я им, молодым, – при воспоминании о домашних еще больше загрустила тетя Зина. – Да что ж тут поделаешь? Такова наша доля, стариковская. Пока молоды да здоровы – всем нужны, а как становимся немощными и болезненными – одни хлопоты с нами. А кто ж их любит – хлопоты?
– А где вы сейчас живете, тетя Зина? – от ее мыслей у меня защемило сердце. Я твердо решил, что обязательно должен приехать, помочь, а заодно и с сыном ее поговорить – негоже так вести себя с матерью.
– Так недалеко совсем – тут же, на Гражданке. Недавно квартиру купили, теперь вот все вместе живем. Так что меня одну не оставляют – и сын, и невестка, и внуки, все наперебой вокруг бегают, все заботятся. Так что помощи мне никакой не нужно, а вот видеть тебя я, конечно, буду рада. Приезжай, милый, – и непрошеные слезы вновь заблестели в ее глазах.
– Я приеду, тетя Зина. Обязательно приеду, – горячо пообещал я, вдруг почувствовав, как от острой жалости к этой искренней и доброй женщине у меня нарастает ком в горле.
С этим комом я так и просидел остаток вечера. Я вдруг взглянул совершенно другими глазами и на знакомых с детства тетушек, и на тех, кого видел впервые, и на себя самого. Мне стало стыдно за свои собственные отношения с мамой, за редкие визиты к ней, за каждое пренебрежительное слово, сказанное по телефону, за раздражение, которое я испытывал порой, когда она звонила мне в неурочный час или в неподходящий момент. Неужели и моя мама в минуты, когда остается одна, с такой же горечью, как тетя Зина, думает о том, что никому не нужна? Огорчается, когда я из-за занятости не могу приехать, не могу уделить ей крупиц внимания, в которых она так нуждается? Нет, не права тетя Зина – вовсе не такой должна быть «стариковская доля». И не от самих наших стареющих родителей это зависит, а от нас, детей.
Не знаю, что на меня так подействовало – разговор с тетей Зиной или угрызения совести, но до конца вечера я из кожи вон лез, чтобы угодить пожилым дамам. Вдруг нашлись и темы для разговора, и забавные истории, вполне подходящие для их ушей. Мама, глядя на меня, расцветала все больше, и в мыслях ее я читал обожание и гордость за сына, который, вопреки обыкновению, повел себя на этот раз так, как она хотела, а не сидел весь вечер с таким угрюмым видом, будто отрабатывает тяжкую повинность. Правда, мама относила такое мое сегодняшнее поведение на счет позитивного влияния, которое, по ее предположению, оказывает на меня Милочка, отчего акции моей «невесты» здорово поднялись в маминых глазах.
Мне удалось настолько обаять всю мамину компанию, что на прощание я был буквально окружен тетушками, каждая из которых непременно желала меня расцеловать перед уходом. Когда лобзания закончились, я подошел к тете Зине, нежно ее обнял, еще раз заверив, что вскоре обязательно ее навещу. Бедная старушка и не поняла, наверное, с чего вдруг я воспылал к ней такими чувствами. Даже моя мама удивленно вскинула брови, недоумевая, почему это я неожиданно решил пригреть ее старинную знакомую.
Распрощавшись со всеми, я подхватил Милочку под руку и на этот раз, как истинный джентльмен, взяв такси, доставил ее прямо до подъезда…
Дома меня ожидала картина разнузданной кошачьей пирушки. Впопыхах я, естественно, не убрал сковороду с мясом с плиты, чем и решила воспользоваться Майка. Она возлежала на диванной подушке в позе обожравшегося тюленя, блаженно прикрыв глаза, а повсюду вокруг дивана валялись недоеденные кусочки. При этом вид у воровки был такой умильный и безмятежный, что я просто не смог ее отругать.
Когда разгром на кухне был устранен, и я совсем уже собрался ложиться спать, раздался звонок в дверь. Я с удивлением бросил взгляд на часы – они показывали половину первого. Интересное у кого-то представление о приличиях! Хотя, может, что-то случилось? Я подошел к двери, спросил: