Амулет. Книга 4
Шрифт:
– Да, совсем еще нестарый человек, – тихо согласился я.
– А эта змея другого себе нашла. Думает, что он вечно с ней будет. Дура! Вон, погляди, как милуются-то, – Фомич раздраженно показал в коридор, – срам смотреть!
Я выглянул из кухни. И впрямь, в коридоре среди одежды, под вешалкой, раздавалось веселое женское повизгивание, – какой-то верзила мял Нюрку в своих объятиях.
– И не стыдно ей! У, глаза бесстыжие! Это ж она меня отравила, можешь мне поверить, чтобы с ним сойтись. Мешал я им!.. И матери-то
– Да как я это сделаю? – опешил я. – Как я твою Нюрку накажу?!
– Уж я не знаю, как… – сник Фомич. – В тюрьму ее отправь, что ли. И ее, и полюбовника: ведь это он крысиную отраву принес, чтобы она мне в водку подсыпала. А не то и отрави ее! – отчаянно закончил Василий Фомич.
– Вот уж нет, братец, – возмутился я, – этого не проси. На смертоубийство я не пойду. Что я тебе, киллер какой-нибудь! Нюрке твоей уподобляться!..
Василий Фомич стал как-то редко опадать, его лицо побледнело, плечи опустились. Уходя, он тихо простонал:
– Плохо мне, не могу больше с тобой оставаться. Но ты просьбу-то мою выполни, уважь покойника… А батьку твоего тоже отравили, уколом, ты знаешь? Отомсти за нас обоих, – торопливо произнес он напоследок, и исчез.
Я остался один посреди кухни.
В коридоре все еще повизгивала свежеиспеченная вдова, в большой комнате откровенно веселился народ, а в углу незаметно сидела старая несчастная женщина, которой больше не было места в доме умершего сына.
Я решил исполнить свое намерение. Подошел к ней, взял ее за руку и пригласил:
– Пойдемте ко мне. Вам у меня будет лучше. Поживите пока с моей семьей, а там что-нибудь придумаем.
Старушка как будто ждала, на кого можно опереться. Она безропотно поднялась и зашаркала вслед за мной.
Никто не заметил нашего ухода: ни счастливая вдова, отдавшаяся новой любви, ни пьяные гости, чей топот и крики я еще долго слышал из моей квартиры.
Дома я строго посмотрел на Татьяну, в двух словах объяснил ей мое решение, и она, не желая связываться со мной при гостье, быстренько приготовила для матери Василия Фомича постель в свободной комнате.
Уединившись в кабинете, я не придумал ничего лучшего, чем позвонить дяде Лёше. Я вкратце изложил ему свои подозрения об отравлении соседа, указав на местонахождение остатков яда, но опустив пикантные подробности общения с покойником. Я особенно не надеялся, что дядя Лёша каким-то образом поможет мне, однако он откликнулся, хотя, как потом выяснилось, и несколько неожиданно для меня…
– А ведь ты, Стас, меня обманул, – глухо сказал он в трубку, – обману-у-ул… Ты ведь тоже вместе с Григорием что-то получил, какую-то искорку Божью… Ан нет?
– Да, дядя Леша,
– Теперь ты, как и твой друг, очень нужный мне человек, – задумчиво произнес старый чекист как бы про себя и спросил: – А что, тебе очень надо, чтобы мы раскрутили твою соседку?
– Надо, – решительно подтвердил я.
– Хорошо, – со сталинской интонацией сказал дядя Леша, – я тебе обещаю. Тем более, что хоть одно раскрытое преступление ваше отделение милиции запишет себе в актив. Хорошо, – повторил он, – мы это сделаем. Но и ты не забудь нашего уговора: послезавтра вы с Григорием улетаете. Помнишь, надеюсь?
«Как такое забудешь?» – подумал я, а вслух четко, без всякой кампанейщины, как младший старшему по званию, отрапортовал:
– Помню. Мы готовы.
Мне хотелось отчеканить «так точно!», как того требовала субординация, но я удержался.
Глава третья. Григорий
Утром по радио читали «Евгения Онегина», и я, остановившись среди комнаты, слушал:
…Проснувшись рано,
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и забор…
Ритм чтения был так ровен, успокаивающ, голос диктора так мягок, что мне захотелось взглянуть на мир глазами пушкинской Татьяны, забыв тревожные ночные сны. Захотелось узнать, а что там, за моим окном?
Я отдёрнул штору и глянул вниз. Весь двор был покрыт снегом, чистым, неисхоженным, словно белой праздничной скатертью.
На детской площадке мальчишки лепили рыхлые снежки и азартно кидались ими друг в друга. Я вспомнил, как я сам радовался свежему снегу, когда учился в школе, как раз напротив маминого дома.
Сейчас мою школу не было видно, как раньше, из окна. Года два назад во дворе, после нескольких месяцев грязи и грохота строительства, вырос дорогой модерновый особняк с частной охраной и собственной автостоянкой. В нем комфортно поселились некие богатенькие буратино.
Я долго любовался белым чистым полем двора. Только вот под деревом валялось что-то темное. Пальто, что ли, или старое одеяло до помойки не донесли? Я отвел глаза: непонятный серо-бурый предмет портил красивую зимнюю картинку.
«Хорошо умеют устраиваться эти новые русские, – размышлял я, – возвели себе апартаменты, отгородились фигурной решеткой, установили по углам особняка камеры слежения, посадили вооруженных консьержей – и живут припеваючи! Разъезжают себе в дорогих иномарках! Только вот почему, – я опять, уже возмущенно посмотрел на неприятный серый предмет под деревом, – почему они свой мусор (мешок из-под цемента, что ли?) не донесли до мусорки? На своей же территории гадят!..»
Отойдя от окна, я вернулся к своим проблемам и решил позвонить Стасу, рассказать ему о визите Аристарха, – это его, наверняка, заинтересует.