Амур-батюшка
Шрифт:
Но не бывает жизни без неприятностей. Сын очень хорош. Сашке не хотелось бы бросить его с матерью вместе, если станет он возвращаться в Китай. Сашка озабочен. Как быть? Оставаться навсегда здесь? Или брать жену с собой в Китай? Вот до чего доводит любовь! А сын очень маленький, он только что родился, а уж отцовское сердце не нарадуется, и Сашка твердо решил, что не оставит его, что для него расчищает он это поле на чужой земле. Но земля чужая, вот беда!.. Все перепуталось в голове, все заботит. Совсем не думал обо всем этом, когда хотел жениться.
Сашка и Одака достроили дом. Сашка учил жену, что и как
Одака все запоминала. Ей редко приходилось повторять по два раза. Сашка научился говорить по-гольдски. Его обижает, что она не хочет говорить по-китайски. Что Китай велик, что китайцы умны, все умеют и могут – это она знает и не спорит. Но по-китайски не говорит. «И сын мой, может быть, не будет говорить по-китайски!» Новая забота. Впрочем, Сашка надеется, что сын пойдет в него. Сам Сашка очень быстро усваивал любой язык. Он и по-русски бойко объяснялся, русские его прекрасно понимали.
Дом построен. Соломенная крыша, соломенный навес на жердях, маленькие столики. Одака прекрасно плетет камышовые циновки. Сашка сложил печку, завел посуду. В доме чисто, уютно, тепло, иногда раздается детский крик по ночам. Сашка, просыпаясь, слышит, как Одака кормит сына грудью, как он сопит причмокивая.
Много размышлял Сашка о своей жизни. Он думал когда-то, что все будет по-иному не скоро. Но вот у него как-то вдруг появилось все, о чем мечтал он: свой дом, поле – огромное, о каком даже и помыслить никогда не смел, жена, сын. Но настоящее ли все это? «А разве лучше было бы жить мне на маленьком клоке, там, у себя, в родном краю, зависеть от старшины, лавочника, ростовщика, помещика, жениться, будучи стариком? А тут свобода! Даже Гао не привязывается больше. Хотя опасность еще не миновала. Но разве я мог бы жить так на старых местах? Как все быстро и неожиданно! Из нищего бродяги я стал хозяином и семьянином. Даже не верится».
Сашка часто ездил к родне. И Кальдука иногда приезжал, помогал ему. Сашка, сам того не замечая, очень радовался гостям, забывая, что это «дикари».
Однажды приехал Гао. Он не забыл про Сашку. Он узнал, что у Сашки родился сынок, и привез ему маленькие подарки: талисман для зыбки и бумажную игрушку.
Не дорог подарок, конечно, а дорого внимание.
– Так у нас делается! – назидательно сказал торговец.
Зашел разговор, что у Сашкиного сына волосы как у матери. Гао, сам того не зная, больно обидел Сашку. Тот терпеливо молчал, но на душе у него скребли кошки.
Когда вокруг нового дома зеленело поле и на грядках появились всходы, Одака почувствовала себя как-то странно.
В бедной семье каждое маленькое приобретение кажется богатством. А тут у Одаки явился свой дом, поле, огород. У нее свой муж. Смела ли Одака не радоваться такому мужу?
Как и все женщины, она втайне думала о себе, что хороша. Мужчины дважды после смерти мужа подтверждали ей это. Один раз солдат, встретивший ее на пустынном острове, и еще один раз китаец-лавочник, хотя он и ругал ее вонючкой и она его ненавидела, как всех их. Но так однажды случилось уж после того, как он выгнал ее из лавки. Он тогда прыгал около нее, льстил ей, и все произошло так, что никто
Она заметила, что когда-то солдату и лавочнику очень нравилось все, что произошло, и относила это к своей привлекательности. Она втайне очень гордилась этим и полагала, что муж, конечно, счастлив с ней.
Она любила смотреться в ведро с водой и очень злилась в семье Кальдуки именно потому, что там не желали замечать ее привлекательности.
Весной Одака работала от зари до зари, стараясь познать все, чему учил ее муж. В уме ее ожило все, что видела она и в своей семье и у людей: у русских, китайцев. Оказывается, кое-что она умела делать. А домашние работы исполняла так, что Сашка не мог придраться, если бы и захотел.
После родов она почувствовала себя совершенно счастливой. Но человек так устроен, что, когда он счастлив, он беспокоится за свое счастье.
Она не раз слыхала, что китайцы бросают жен-гольдок, уходят, как только подкопят денег. Правда, у Сашки их не было, но он мастер на все руки, он быстро разбогатеет. «Неужели будет деньги копить?» – с тревогой думала Одака.
Тайные мысли и тревоги мужа всегда становятся понятны догадливой жене. Отношения пришлых китайцев с гольдками были хорошо известны. Одака чувствовала, что у мужа могут быть свои намерения.
Однажды приехал дядя Савоська. Сашка и старик долго толковали, сидя на карточках. Сашка интересовался, кто покупает хлеб у уральских. Потом Сашка ушел на пашню. Одака осталась с дядей.
– Довольна? – спросил Савоська.
– Чем? – хмурясь, грубо отозвалась Одака.
– Мужем.
– Не-ет…
– Почему же? Ведь ты богатой стала.
– Он китаец.
– Боишься, уйдет и бросит тебя? Это будет не скоро.
Одака разозлилась. Она не стала с ним больше разговаривать.
– А ты придумай, чтобы он не ушел, – сказал дядя.
Когда у Сашки и Одаки побывали Максимов и Кузнецовы, а потом муж и Колька с Володькой уехали с ними и не вернулись в ту ночь, Одаке долго не спалось. Ночью бушевала буря. Одака все думала. И вдруг она вспомнила, что поп говорил всем женщинам в Бельго: у него есть железная шапка в церкви, кто ее наденет, когда женится, тот никогда не разведется. «Об этом подумаю!» – решила она и заснула под шум ветра в лесу.
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
– Гроза-то, гроза!.. – со страхом молвила старуха, заходя в избу и внося какой-то узел.
Небо в окне пылало сплошным пламенем. При свете молний видно было, как вода заливает стекла.
На полу, у печи, вповалку спали спасенные. Тут же ночевали китайцы. Максимов вспомнил, как вчера разбило баржу. Поздно вечером он, полный впечатлений, лег отдохнуть и уснул как убитый.
Шум и голоса разбудили его. Максимов поднялся и вышел. Дверь за ним с силой захлопнулась.
На реке слышались хлопки выстрелов. Сильного ветра, как показалось Максимову спросонья, не было, но Амур шумел и волновался. Мужики и солдаты толпились над обрывом.