Амур с оптической винтовкой
Шрифт:
– И чего же, жена тебя к девкам приревновала, Семен? – ухмыльнулся он, рассматривая мужика в грязных одеждах.
Подумать такое мог человек только с очень богатым воображением.
– А то! Решила, что я тама тоже участник! – фыркнул Семен и потрепал себя за штаны. – Тока кому я нужен-то такой? Там знаешь какие девки приезжали! О-го-го! Но бабы они же дуры, Саня. Небось знаешь! Увидала из тридцатого дома девок, дождалась меня за воротами под утро и по зубам хрясь моим полевым биноклем. И ведь что скажешь? Правда на ее стороне! Гнала меня палкой
И Семен, горделиво приосанившись, рассмеялся.
Он разлил виски по стаканам, сел к столу на деревянную скамью, Рома сел точно на такую же напротив.
– Ну, за знакомство, что ли? – Стеклянные стаканы сошлись, зазвенели.
Они выпили, закусили. Семен до этого сбегал в дом и принес три помидора и буханку хлеба. И закусывал теперь исключительно хлебом и овощами. Колбаса ему и правда была не по зубам. А в икре, как он сам признался, он ни хрена не понимал.
– Давай не чокаясь. – Роман разлил по третьей.
– Чегой-то? – Мутные глаза Семена округлились. – За помин, что ли?
– Да… Новопреставленная раба… – Горло сдавило, и он едва слышно закончил: – Мать я сегодня похоронил, Сема.
– Ма-а-ать??? – ахнул тот потрясенно и решительно долил по полной. Замотал скорбно головой. – Мать хоронить страшно, Санек. И прям сегодня… А чего же ты не с родней? Не поминал?
– Нет. Нет никого. Никто не пришел.
И он в три глотка высадил целый стакан. В голове тут же зашумело, тоска, отдающаяся во всем теле болью, стала глуше, тише, сделалось чуть легче дышать.
– Чего не пришел-то никто? – Семен выпил половину, закашлялся. Поставил недопитый стакан на стол. – Нет родни? А отец? Отец-то твой чего же? Не жили?
– Да так сложилось, – вяло отмахнулся Рома. – Отца нет. Родня не пришла. Мать несколько лет пила сильно. Потом бросила вдруг. А через пару недель, как бросила, взяла и… повесилась.
– Повесила-а-ась??? – ахнул Семен и суеверно перекрестился. – Грех, Санек! Какой грех!
– Да не могла она, понял! – заорал на него Рома.
Рассердившись и из-за страхов его суеверных, и из-за того, что этот мужик сразу готов был обвинить его мать в самоубийстве. Даже не разобравшись!
– Как же не могла, если повесилась? – Он смешно, по-совиному моргал. – Сам же сказал, Санек. Я-то чё?
– Это все так думают. А она не могла. Помог ей кто-то, Семен. Точно помог!
– Дела-а-а, – протянул тот, резво допил свою долю и налил снова. – Давай за то, чтобы все Господь всем роздал! Всем по заслугам!
Рома плохо понял, что имел в виду его новый знакомый, но послушно выпил. Зачерпнул столовой ложкой икру из банки, швырнул в рот, пожевал, почти не чувствуя вкуса. Глянул на Семена, которого вдруг начало вырубать. Он очень медленно моргал, и рыжеволосая голова его все чаще падала на грудь.
– Слышь, ты не спи тута! – передразнил его Рома. – А то твоя баба с биноклем и меня по зубам хряснет, если ты домой вовремя не вернешься!
– Не-е-ет… Она за ворота ни ногой! Она боится!
– Боится? Чего же она боится? Охраны?
– Не-е-ет… Охрану она не боится…
Все, Семен уронил голову на руку, уложенную на столе. Собрался спать. Еще не хватало! Рома подхватил его, поставил на ноги, легонько пошлепал по щекам. Заорал на ухо:
– Не спать, Семен!!! Не спать!!!
Тот дернулся, слабо улыбнулся и, медленно переступая, пошел с Ромой рука об руку к воротам.
Кое-как дошли. Семен облокотился задом о ворота, обхватил голову руками, замычал.
– Ненавижу это заграничное пойло, Саня, – пожаловался он через пару минут. – Голова трещит! И баба теперь будет пилить!
– А то она не знает, что ты пьяный придешь! – фыркнул Рома, дергая щеколду на воротах. – Часто небось пьешь-то?
– Не за пьянку пилить станет. Да, пью! – похвалился он почти с гордостью. И вдруг обвел руками двор. – За место это проклятое пилить станет.
– Чем же место-то ей не нравится?
Рому уже тяготило новое знакомство. Пьяные базары он ненавидел. Они ему во дворе с гопниками надоели. И не терпелось выставить мужика за ворота. А там еще где-то, в тридцатом доме, засела его жена с полевым биноклем. Еще разборок ему сегодня не хватало!
– Место, Саня, проклято! Ты беги отсюдова, пока не поздно, – прошипел Семен, пытаясь сфокусировать взгляд на парне. И зловеще прошипел: – Что-то тут стряслося.
– Что?
– Она не говорит, курва! – проговорил Семен и плаксиво добавил: – Все видала в бинокль, а не говорит!
– И что видала?
Роман потащил воротину в сторону. Ему срочно требовалось поспать. В беседке он потом приберется. Завтра. Сейчас уже поздно.
– Только после этого все и началось! – будто не слыхал его вопроса, продолжил пьяно бубнить гость. – Вернее, закончилось! Стройка встала, а хотели завод пускать, дома строили. Это вот гостиница должна была быть. А стал притон для проституток! Я уж и насчет зятя договорился… Он механик у меня знаешь какой, Санек! О-о-о, он механизм по слуху определит, во как! И хозяин обещал его механиком взять на заводик-то. Обещал взять…
– А вместо этого проституток начал возить, я понял. – Рома вытолкал Семена за ворота, вышел сам, протянул ему руку. – Ну, бывай. Семен, Заходи, если что.
– Каких проституток, ты чё, Санек?! – возмутился вдруг гость и руку протянутую проигнорировал. – Это уже новый шалав возит. Старый-то завод строить собирался. Хороший мужик был… Э-э-эх, жалко его! Жуть жалко.
И он, так и не пожав руки Роману, повернулся и враскачку пошел прочь, на ходу бубня:
– Как сейчас вижу, кирпича везут, леса везут прорву. Все кипит, жизнь!.. А потом все захрясло… А зять мой! Механик же… Какой механик… Бывало говорю, услышишь, че в моторе болит? А на слух, нате вам, диагноз! Э-э-эх! Я говорю, Игорь Романыч, возьмешь мово зятя к себе? А он руку жмет, как равному, улыбается, возьму, говорит, как не взять! Э-э-эх, Игорь Романыч, Игорь Романыч…