Анабиоз
Шрифт:
Я схватился за ее руку, как утопающий хватается за соломинку.
Развернулся…
Эли не было. Рядом стояла Марта.
— Что случилось, Макиавелли?
В голосе девчонки был придавленный страх, который она не показала бы сейчас никому. А еще было желание утешить. Чисто женское желание. Не строптивой девчонки, требующей к себе взрослого отношения и оттого часто ведущей себя как ребенок, а взрослой женщины, знающей или чувствующей, что нужно находящемуся рядом мужчине.
— Ничего, —
Горло свело. Слово прозвучало сипло. Я откашлялся.
— Ничего. Мама звонила.
— Ты же говорил, что она…
Я покачал головой и бездумно пошел вперед по Зубовскому бульвару. Говорить не хотелось. Ничего не хотелось.
Марта тихо зашагала рядом.
Мир вокруг опустел. Нет, Зубовский не умер, но жизни здесь не было. Никакой, даже той ветхой, что осталась за спиной и светом. Не смерть, но пустота. Точно как в душе.
Правда, у меня еще теплилась надежда, что впереди ждет Эля. А что ждало впереди этот опустошенный фрагмент реальности?
Садовое изгибалось. Перекресток на Зубовской площади тоже был пуст, как пустовал и Смоленский бульвар за ним. Ничего и никого. Только асфальт, скудная растительность, дома и небо.
В кармане знакомо завибрировало.
— СМС-ка! СМС-очка!
— Да заткни ты его, — поморщилась Марта.
Я выудил телефон из кармана, ткнул в сообщение.
«Вам звонили…»
Не читая дальше, я вышел в меню. Не хочу знать, кто мне звонил. Какой в этом смысл, если я все равно ничего, совсем ничего уже не могу сделать. Отключив звук, я сунул телефон обратно в карман. Пусть вибрирует, главное чтобы не орал.
— Извини, — перехватив мой взгляд, тихо сказала Марта. — Он на самом деле на нервы действует.
Я попытался улыбнуться и только теперь понял, насколько был напряжен. Хорошо, должно быть, рожу перекосило, раз девчонка решила извиниться. Я представил, как моя зверская физиономия выглядит со стороны, и вяло усмехнулся.
— Я не сержусь.
— Слушай, а вопрос можно?
Девчонка была на удивление вменяема и спокойна. Не иначе жалеть меня вздумала. Только б в душу не лезла, а то ведь сорвусь.
— Попробуй, — предложил я.
— Как думаешь, а тот дядька чего видел, когда сквозь стену шел? Или он сразу ослеп?
Кажется, я переоценил порыв попутчицы, и жалеть она меня не собиралась. От этого, с одной стороны, стало легче, с другой — сделалось обидно. Что ж я, даже жалости не заслуживаю?
— У него бы и спросила.
— Спросила бы. Только один орал как резаный и не склонен был разговаривать, а второй очень торопился.
— Я и сейчас тороплюсь.
— Ты не ответил.
Я пожал плечами.
— Откуда мне знать. Я глаза всегда закрывал. Видел только очень яркий свет.
— Так мой дедушка рассказывал, — задумчиво проговорила
— Что рассказывал? — не понял я.
— Когда он перенес клиническую смерть, его потом спрашивали, что он видел. Знаешь, как обычно рассказывают про трубу, тоннели, коридоры, в конце которых свет и родственнички стоят помершие… Дед ничего такого не гнал. Только сказал: «я видел очень яркий свет».
Она повернулась ко мне и посмотрела очень серьезно.
— Слушай, Макиавелли, а может, мы все на хрен умерли?
Мысль стегнула будто хлыстом.
И тут же хлестнуло еще раз.
— Стойте!
Я резко обернулся на голос. От Пречистенки в нашу сторону двигались трое. Впереди шел невысокий, интеллигентного вида мужчина лет сорока с аккуратной, коротко стриженой бородой. Одет он был просто. И одежду, судя по всему, с момента пробуждения не менял. Впрочем, она довольно сносно сохранилась.
Чуть позади него, справа и слева, молча вышагивали крепкие молодые парни. Не качки, но, если что, мне от такого не отбиться. А их двое. Плюс бородатый. Скверно.
— Эти на мертвых не похожи, — шепнул я Марте. — И на святого Петра с архангелами — тоже. Те двое, скорее, на охрану смахивают.
— Охрангелы, — хмыкнула девчонка.
— Не двигайтесь, — мягко, но уверенно приказал тот, что шел впереди.
Мужчины приблизились. Бородатый остановился шагах в десяти от нас. Предусмотрительно. Если я захочу перегрызть ему глотку, одним рывком не достану. А больше у меня не будет. Охрангелы, как выразилась Марта, свое дело явно знают.
Парни подошли ближе, сдернули у меня с плеча рюкзак и принялись бесцеремонно нас обыскивать. Марта хихикнула, когда пальцы молчаливого парня пробежали по ее ребрам.
— Чего? — окрысилась тут же, поймав его взгляд. — Я щекотки боюсь. И не мечтай.
Я хотел добавить, что у нее месячные, чтоб окончательно добить парня, но у того и так с рожи слетела вся непроницаемость. Я не стал усугублять, промолчал.
— Мы не грабители, — пояснил, между тем, бородатый, — и не причиним вреда. Обычные меры предосторожности. Просто мы должны убедиться, что у вас нет оружия.
— А мы не должны убедиться в том, что у вас его нет? — поинтересовался я.
— А у нас оно есть, — легко отозвался бородатый. — Но мы не причиним вреда.
— Свежо питание, — буркнула Марта, — да серется с трудом.
— Грубость тебе не к лицу, — улыбнулся интеллигент в бороду.
Девчонка вскинулась. Улыбка бородатого стала шире.
— Я не собираюсь тебя воспитывать, просто грубость тебя не красит. Чисто по-женски. Но, если ты отрицаешь в себе женственность, продолжай на здоровье.