Анафем
Шрифт:
— Здорово! — ответил я, чувствуя сильнейшее желание спустить его жужулу в унитаз.
— Основная часть инаков была из концента светителя Эдхара. Однако многие другие матики со всего мира отправили туда фраа и суур.
— Сколько там инаков? — спросила Корд. Я видел, что она считает в уме: «Если каждый инак вынимает в день двадцать тачек земли, какую яму они выкопают за шестьсот девяносто лет?»
— Пока не скажу, — ответил Самманн, морщась. — Почти вся информация на эту тему — мусор.
— В каком смысле «мусор»? — резко спросил Крейд. Он весь как будто ощетинился.
Самманн оторвал взгляд от жужулы и с минуту
— Кто угодно может разместить информацию по какому угодно поводу. Поэтому подавляющая часть авосети — свалка мусора. Её надо фильтровать. Системы фильтрования очень древние. Мы совершенствуем их со времён Реконструкции. Для нас они тоже, что собор для фраа Эразмаса и его братии. Когда я что-нибудь ищу, я не вижу информации по этой теме. Я вижу метаинформацию — то, что фильтрующая система нашла, проведя поиск. Если я ввожу запрос «аналемма», фильтрующая система сообщает, что информацию по теме разместили всего несколько отправителей, почти все с высоким рейтингом надёжности — инаки. Если я введу фамилию поп-звезды, которая только что рассталась со своим бойфрендом, — Самманн кивнул на спиль, где показывали заплаканную женщину, — фильтрующая система сообщит, что на эту тему в последнее время размещено очень много информации, в основном крайне сомнительными отправителями. Когда я ищу раскопки Орифенского храма на острове Экба, фильтрующая система показывает, что очень надёжные и очень сомнительные источники размещают информацию на эту тему медленно, но постоянно, на протяжении семи веков.
Если Самманн хотел успокоить Крейда, то ему это не удалось.
— Пример надёжного отправителя? Фраа в конценте?
— Да, — ответил Самманн.
— А кто тогда сомнительный отправитель?
— Конспиролог. Человек, который размещает много длинных бессвязных постов, читаемых только его единомышленниками.
— Богопоклонник?
— Смотря о чём этот богопоклонник пишет.
— Что, если он пишет об Экбе? Орифене? Теглоне? — спросил Крейд, тыча пальцем в фототипию с изображением десятиугольной площади перед древним храмом.
— Фильтры говорят мне, что на эту тему постится очень много информации, — сказал Самманн, — о чём тебе, похоже, хорошо известно. Когда я вижу нечто подобное в интерфейсе фильтра, инстинкт подсказывает мне, что большая часть сообщений — мусор. Это быстрый и неточный анализ. Я могу ошибаться. Прошу извинить, если я тебя задел.
— Извинения приняты, — буркнул Крейд.
— Отлично! — воскликнул я после неловкой паузы. — Хорошо, что мы всё это узнали до того, как убили уйму времени на поиск в горах. Очевидно, теперь всё изменилось. Никто из вас не предполагал, что я отправлюсь за Ороло на другую сторону Арбского шара. Теперь вам осталось только развернуться и ехать на юг.
Все посмотрели на меня как-то странно.
— Ничего не изменилось, — объявил Самманн.
— Я не оставлю своего брата в этой помойке, — добавила Корд.
— Вам понадобятся две машины на случай, если одна сломается от мороза, — сказал Ганелиал Крейд.
Я не мог спорить с его логикой, хоть и на минуту не усомнился, что он намерен ехать с нами по другой причине. Особенно после того, как прозвучало слово «теглон».
— Отсюда до восемьдесят третьей параллели две тысячи миль по ортодромии, — сказал Самманн, глядя в свою жужулу. — По трассе — чуть больше двух с половиной.
—
— Дорога к северу станет хуже, — заметила Корд. — Я бы положила неделю.
Крейд полез было в спор, но Корд его перебила:
— И надо переоснастить машины.
Итак, мы остались на заправке и принялись за работу. Как только хозяева поняли, что мы едем дальше на север, напряжение спало и дело пошло легче. Они решили, что мы — очередная старательская артель, просто побогаче других и с лучшим снаряжением.
С утра мы на кузовиле Корд съездили в город за зимними шинами для Крейда, потом на его кузовиле — за шинами для неё. Новые шины были с глубоким рельефом протектора и утыканы шипами. Корд и Гнель (как теперь Ганелиал Крейд просил его называть) занимались каким-то инструментоёмким проектом по замене охлаждающей жидкости и смазки на незамерзающие. Ни Самманн, ни я помочь толком не могли, поэтому стояли на подхвате. Самманн по своей жужуле изучал дорогу на север, читал записи недавно проехавших тут путешественников.
— Слушай, — сказал я ему в какой-то момент, — я всё вспоминаю вчерашнюю картинку по спилю.
— Горящего библиотекаря?
— Нет.
— Оползень, накрывший школу?
— Нет.
— Умственно-неполноценного мальчика, который играл со щенками?
— Нет.
— Ладно, сдаюсь.
— Запуск ракеты.
Самманн взглянул на меня.
— И что? Она взорвалась? Упала на детский дом?
— Нет. То-то и оно. Просто взлетела.
— На борту были знаменитости или…
— Не знаю. Были бы — их бы показали, верно?
— Тогда я вообще не понимаю, зачем показали запуск. Ракеты взлетают каждый день.
— Ну, я в этом не силён, но у меня сложилось впечатление, что она очень большая.
Только сейчас Самманн понял, к чему я клоню.
— Попробую что-нибудь найти, — ответил он.
Пожилая, но очень хлопотливая дама из Гнелевой секты принесла нам пирог собственной выпечки и тут же затеяла с Гнелем бесконечный разговор. Пока они говорили, на заправку с грохотом вкатил огромный, заляпанный грязью кузовиль. Позади кабины у него был деревянный дом. Кузовиль несколько раз объехал вокруг нас и встал, заняв четыре парковочных места. Хлопотливая дама удалилась, поджав губы. Из кабины вылез рослый бородач, сунул руки в карманы и, с любопытством глядя по сторонам, пошёл к Гнелю. На последнем шаге он расплылся в улыбке и протянул руку. Гнель ответил тем же, правда, без улыбки и после некоторого колебания. Бородач энергично встряхнул его руку. Они обменялись несколькими словами, после чего новоприбывший заходил по лагерю, примечая, что у нас есть, и мысленно реконструируя, что мы сделали. Затем вытащил из своего дома на колёсах что-то вроде складного кухонного стола, раскочегарил плитку и начал готовить нам горячее питьё.
— Юлассетар Крейд, мой двоюродный брат, — сказал мне Гнель, пока мы смотрели, как бородач сдувает пыль с чашек и протирает ложки вынутой из кармана тряпкой.
— А что случилось? — спросил я.
— О чём ты? — удивился Гнель.
— По тому, как вели себя с ним ты и та женщина, видно, что у вас какие-то трения.
— Юл — ере… — Гнель оборвал себя на середине слова. — Вероотступник.
Мне хотелось спросить: «А в остальном-то он нормальный?», но я сдержался.