Аналогичный мир - 2
Шрифт:
Рассел прошёл вдоль откоса до места с осыпавшейся кладкой и кое-как выбрался наверх. У фонаря оглядел себя. Когда-то плащ был светлым, элегантного цвета слоновой кости. Ну, стервец, ну, паскудник. Заманил. А он купился на такой примитив. Но почему не убил? Неужели и через десять лет сформированный когда-то тормоз действует? Остаточно. Ударить может, убить нет? Или здесь что-то другое?
Каждый шаг отзывался болью в животе, болела шея, он никак не мог вспомнить, где лежат запасные брюки, плащ безнадёжно испорчен, пережитые страх и унижение… В довершение ко всему снова пошёл дождь. Шляпа,
Сделав большой круг, Эркин убедился, что погони нет, и побежал домой. Женя уже наверняка волнуется. В луже недалеко от его калитки что-то плавало. Этот чмырь, что ли, шляпу обронил? Ну и хрен с ней! И с ним тоже.
Эркин достал ключи и перевёл дыхание. Ну, с этим пока всё. Отпереть, запереть. Опять дождь пошёл. Тоже фиг с ним. Нижняя дверь. Отпереть, запереть. Он взлетел по лестнице, но только взялся за ручку, как дверь распахнулась, и руки Жени вдёрнули его в дом.
— Господи, наконец-то!
— Ага, — счастливо выдохнул он, окунаясь в тёплую пахнущую Женей темноту.
— Я свет боялась зажечь, так сидела… Господи, ты же мокрый весь. Раздевайся скорей, разотрись… Сейчас чаю… с мёдом…
Женя говорила быстрым захлёбывающимся шёпотом и металась по кухне с чайником, полотенцем… И только когда он, уже переодевшись в сухое, сидел за столом, сыто отдуваясь и через силу допивая очередную чашку горячего чая, она спросила:
— Ну, как? Обошлось?
— А он не догнал меня, — сразу ответил Эркин. — Я покрутил, попетлял и ходу.
— Ну, и слава богу, — облегчённо улыбнулась Женя. — Я так перепугалась, когда он за тобой побежал. Он точно отстал?
— Точно-точно, — Эркин так энергично кивнул, что слипшиеся пряди волос подпрыгнули у него на макушке.
Женя пригладила их, и он, как всегда, ловко перехватил её руку и поцеловал.
— Ещё чаю? — улыбалась Женя.
— Не-а, — мотнул он головой.
Засыпая на ходу, он дотащился до кладовки, постелил себе и рухнул. И когда Женя зашла к нему, поправила одеяло и подоткнула с боков и под ноги, он уже спал. Она наклонилась и поцеловала его в висок. Он вздохнул, потёрся щекой о подушку, но глаз не открыл. Женя выпрямилась, взяла лампу и ушла.
Ну, слава богу, обошлось. У Рассела пистолет, страшно подумать, что могло случиться. Да, конечно, это не жизнь.
Женя разделась, погасила лампу и легла. Закуталась в одеяло, по-детски подсунув угол под щёку. Да, надо уезжать. На следующий год Алисе в школу, а здесь… господи, она же даже не думала об этом, не может же она вечно держать Алису дома. Ей надо учиться, а здесь… в белую школу её не возьмут как «недоказанную», в цветную… ну, это не школа. Надо уезжать. И как можно дальше, где Алиса сразу пойдёт как белая. Но для этого нужна другая метрика. И вообще… Ой, ну что за жизнь такая? Только всё хорошо, как опять плохо. Ладно. Что-нибудь придумаем. Не сейчас, потом. Сейчас надо спать.
Они выехали вдвоём, без шофёра.
Ведя машину, Старцев искоса следил за Бурлаковым. Кабинетный учёный, мягкий, деликатный, безукоризненно вежливый… и строгое, словно отвердевшее изнутри лицо, внимательный сосредоточенный взгляд. Фронтовое лицо — определил он. Приходилось такое видеть и не раз.
— Вы как перед атакой, Игорь Александрович.
— Да, Геннадий Михайлович, — сразу ответил Бурлаков. — Этот бой проиграть нельзя. А теперь, если можно, несколько подробнее о кладе. Как вы на него вышли?
— Бредли сам сообщил о нём. Сначала поинтересовался нашим законодательством о кладах. Я его просветил. А потом он приехал и пригласил меня посмотреть. А когда я выразил сомнение по поводу одной вещи, мне её чуть ли не насильно всовывать стали, — Старцев улыбнулся. — Он очень не хочет конфликтов с властями.
— Разумно, — кивнул Бурлаков. — Весьма разумно. Законопослушность в мелочах отлично прикрывает, — он усмехнулся, — более крупные нарушения.
Старцев кивнул.
— У вас есть какой-то план?
— Нет. Видите ли, Геннадий Михайлович, этот пастух, лагерник, да, я знаю, таких чудес не бывает, но он ровесник моего Серёжи. Может быть, они где-то встречались, может… Но это мой единственный шанс что-то узнать о сыне.
— А… ваша жена и дочери? Это точно?
— К сожалению, да.
— Игорь Александрович, по документам все спальники так же были расстреляны.
— Иногда, — Бурлаков грустно улыбнулся, — иногда документы не врут. Спасибо, Геннадий Михайлович, но это так. Скажите, вы так защищали их, почему?
Старцев на мгновение задумался.
— Иногда я сам себя об этом спрашиваю. Понимаете, я о них слышал практически с первых дней в Бифпите. Потом, когда познакомились… Меня удивило не наигранное дружелюбие. Сейчас многие демонстрируют расотерпимость, но за такой демонстрацией всегда махровый расизм, — Бурлаков согласно кивнул. — А Бредли с Трейси… Их расотерпимость не наигранна и не вымучена. Они не идут наперекор общепринятым нормам, но в любом человеке его расу замечают в последнюю очередь. Они многолики, но всегда искренни и естественны. Фредди не изображает телохранителя, когда сидит за правым плечом Джонатана. Он в это время действительно только телохранитель. Ковбой, судья на ковбойской олимпиаде, азартный игрок, гуляка, драчун… он всегда подлинный. Как и Бредли.
— Я понимаю. Что ж, — Бурлаков смотрел перед собой, — с людьми такого плана можно работать.
— Да, — согласился Старцев. — На сотрудничество они идут охотно.
Бурлаков молча кивнул, мягко прекращая разговор. Снова дорога. Тогда они поехали на Озёра. И взяли с собой Анечку. Серёжа был ещё слишком мал. Его и совсем ещё совсем маленькую Милочку оставили у бабушки. Римма переживала за детей, Анечка скучала без брата и сестры, и он уже жалел, что настоял на таком варианте. Нет, было по-другому. На Озёра он ездил вдвоём с Риммой, забыв обо всём и ещё до всего, и у бабушки оставляли Анечку. А в то лето… да, он ехал якобы искать работу с жильём, а Серёжу и Милу оставили на… как её звали? Смешную голенастую соседскую девчонку. Нет, не вспомнить. Ни работы, ни жилья он тогда, разумеется, не нашёл, но отладил необходимые цепочки и связи и нигде не наследил. Так что поездка прошла удачно.