Аналогичный мир - 4
Шрифт:
— Да, — улыбнулся Эркин. — Клубничного уже три банки. И малины.
— Ну, вся малина ещё впереди, — Миняй хмыкнул. — А зимой малина — первое дело.
Эркин кивнул.
— А у тебя на лоджии как? Растёт?
— Н-ну! — самодовольно ухмыльнулся Миняй. — Скоро урожай будет. Хоть горсточка, да своя. А ты? Посадил чего?
— Цветы в ящиках, знаешь, навесные такие.
— Где брал? У Филиппыча?
— Зачем? С Андреем сами сделали. А землю и рассаду во «Флоре».
— Дорого там.
— Зато
— А то нет. На то и рынок, чтоб ушами не хлопал, — кивнул миняй. — И всё цветами засадил?
— Комнатную цветами, а на кухонной травы всякие, Ну, там укроп, петрушка…
— И хорошо растёт?
— Знаешь, — Эркин смущённо улыбнулся, — я с этими экзаменами так замотался, что и не смотрел.
— Ну, это понятно, — согласился Миняй. — Навесные — это, конечно, здоровско. По всей длине сделал?
— Ну да.
Они уже подходили к дому. Эркин нашёл взглядом свои окна. Светилось кухонное, значит, Женя ждёт. Он попрощался с Миняем и вошёл в свой подъезд, поднялся по лестнице. Дом спит. Как всегда, в это время. Жене завтра рано вставать, а она его ждёт, не ложится. Он совсем про всё забыл, как в тумане жил, только про учёбу и помнил, а остальное… Ведь делал эти ящики, покупал рассаду и семена, сажал, и всё будто мимо него прошло. Он открыл свою дверь и вошёл.
Всюду темно, только в кухне свет. Эркин повернул защёлку верхнего замка и, не зажигая света, стал раздеваться.
— Эркин, ты? — позвала его из кухни Женя.
— Да, Женя, готовно откликнулся Эркин. — Я сейчас, только руки вымою.
В ванной светло, нарядно, приятно пахнет любимым мылом Жени. Эркин вымыл руки, ополоснул лицо, разгоняя сонливую усталость.
На столе оладьи, сметана, чай, конфеты в вазочке. Эркин с ел к столу и улыбнулся Жене.
— Женя, я…
— Поешь сначала, — улыбнулась Женя. — Ведь всё хорошо, так?
— Так, — кивнул он. — Всё хорошо. Но… я, — он ел и говорил сразу, — я как будто спал, а сейчас просыпаюсь. Женя, всё хорошо, но я… я обидел тебя, да?
— Ты что? — удивилась Женя. — Ничем ты меня не обидел. И не спал ты, ну, ты же всё делал, и работал, и по дому, и с Алиской возился, и с Андреем вы сколько сделали. Что ты выдумываешь, Эркин?
Эркин неопределённо повёл плечом. Он не знал, как объяснить Жене, что иногда на него… находит. И ведь в самом деле всё хорошо. Даже с Джинни, с мисс Дженифер Джонс всё обошлось. И, вспомнив об этом, он улыбнулся.
— Да, Женя, всё хорошо. Даже… — он вдруг запнулся, сообразив, что тогда не рассказал Жене всего.
Она, улыбаясь, ждала, и Эркин, густо покраснев, опустил голову, сглотнул ставший вдруг безвкусным кусок оладьи.
— Женя, я… я не сказал тебе тогда… всего не сказал. Ну…
— Я помню, — кивнула Женя. — Ты говорил, она была в том имении, где ты… жил.
— Да, — и как всегда, говоря о прошлом, он перешёл на английский. — И вот, понимаешь, в день, ну, когда нам Свободу объявили, хозяева сбежали, а она… то ли забыли её, то ли бросили, но она прибежала на скотную и за брикеты, ну, сена, спряталась. А я пришёл и услышал, что бык беспокоится. Бык злой был, кидался на всех.
Он рассказывал спокойно и обстоятельно. Женя слушала его, поставив локти на стол и подперев подбородок кулачками.
— Я уже вытащил её и вдруг подумал, что хозяйку спасаю, — Эркин смущённо улыбнулся. — Даже испугался. Ну, и стал ощупывать. А она отбивается, я сжал её, придавил. А как я узнаю? Ни по одежде, ни по чему ещё, я ж хозяйку не знал, видел только издали, да и то, по разам пересчитать можно. А в скотной темно. И тут вспомнил, что хозяйка серьги носила. Пощупал, а пальцы загрубели, не чувствуют ничего. И я, — он улыбнулся, — языком попробовал, ну, мочки ушей.
К его удивлению, Женя рассмеялась, и он тоже весело закончил:
— Понял, что не хозяйка, и ушёл. А она уже сама слезла с брикетов и ушла из имения. Ну вот, а тут я её встретил. И, — он перешёл на русский, — на уроке, когда она по-учительски заговорила, узнал. И испугался. Ну, что она меня тоже узнала.
— Эркин! — у Жени распахнулись глаза. — И чего ты испугался? Ты же её спас!
— Ну, Женя! — удивился её удивлению Эркин. — Это же… это как насилие.
— Что-что?! Эркин, да ты что, это же какой дурой надо быть, чтобы на тебя и такое подумать!
— Она подумала, — вздохнул Эркин. — Но… на выпускном, ну, когда она в яму провалилась, я её вытаскивал, — Женя кивнула. Она эту историю уже слышала, даже дважды. Сначала от Андрея, а потом от Нормы. — Ну, и она вспомнила, узнала меня. И потом мы поговорили, я… я объяснил ей. Как смог. Кажется, она поняла. Я… я ек хотел её насиловать, у меня и в мыслях такого не было. Понимаешь?
— Конечно, Эркин. Ну, всё же уладилось?
— Д-да, — и более уверено: — Кажется, да.
— Ну и хорошо.
Эркин понимал, вернее, чувствовал, что Женя не поняла его, не совсем поняла, но не знал, как объяснить. И потом… если он начнёт настаивать, подробно рассказывать, говорить о насилии — это напомнит Жене о том, джексонвилльском. Нет, не надо. Женя забыла и пусть не вспоминает. Он облизал ложку и отодвинул тарелку.
— Уф, спасибо, Женя, как вкусно всё.
— На здоровье, улыбнулась Женя. — Ещё чаю?
Эркин кивнул. И когда Женя налила ему вторую «разговорную» чашку, улыбнулся.
— Женя, я нижний замок не закрыл, вдруг Андрей придёт.