Аналогичный мир
Шрифт:
Алиса допила чай, поблагодарила и вылезла из-за стола.
— Очень мила, — заметил Гуго. — Сколько ей?
— Пять лет.
— Очень, очень мила. Трудно даже поверить, фройляйн Женни, что у вас такая большая дочь. — Гуго обвёл взглядом комнату, задержался на лампе. — У вас нет электричества?
— Нет, — Женя весело смотрела на него. — Ни водопровода, ни электричества, ни канализации. Топим дровами, вода в колонке во дворе.
— Да-да, но… но в этом есть своё очарование. Живой огонь в печи очень уютен и одухотворён, не правда ли?
Женя сразу вспомнила заполненную
— Да, вы правы, Гуго. Живой огонь уютен.
— У вас очень хорошо, фройляйн Женни, — он улыбнулся. — Мне это напоминает детство. У нас был маленький дом с большим садом. Вечера у камина… Мама вяжет или штопает. Отец с трубкой и газетой… Как всё это невозвратно, фройляйн Женни.
— Да, — кивнула Женя, — детство невозвратно. Вы говорили, у вас была большая семья.
— О да. Но я рано ушёл из семьи. Мне решили дать настоящее образование, а для этого пришлось уехать.
— Да, я тоже училась далеко от дома. Школа, колледж… Я закончила Крейгеровский.
— Оо! Известное заведение. Но дорогое.
— У меня была стипендия.
— Я учился в Лармонте, потом Стетсоновский технологический университет.
— Тоже известен. Но что выпускник Стетсона делает в нашем захолустье? — засмеялась Женя.
— Война. Я был счастлив, что нашлось хоть такое место.
— Я тоже была счастлива, когда устроилась здесь.
Милая, ни к чему не обязывающая болтовня. Женю смешило, что несмотря на присутствие Алисы Гуго упорно называет её фройляйн, и задевало, что он словно не замечает Алису. Пара вежливых фраз в начале и всё, будто её и нет. Но, к счастью, Гуго начал прощаться. Время позднее, гроза кончилась…
Женя проводила его до калитки. Он церемонно поцеловал ей руку на прощание, и она вернулась в дом, запирая за собой двери. И зачем он приходил? Ну, этот визит её никак не скомпрометирует.
— Мам, — встретила её Алиса, — а чего он приходил?
— В гости. — Женя поцеловала её в щёчку. — А ты умница, очень хорошо себя вела.
— Мг, — против обыкновения Алиса не потребовала сразу чего-то, а продолжала размышлять, насупив брови. На покрасневшей от напряжения коже они казались белыми. — Мама, не мешай мне. Я думаю.
Женя быстро убирала со стола. Алисе, похоже, Гуго совсем не понравился. Впрочем, как и она ему. Ну что ж, обычное явление. За эти пять лет в её жизни время от времени возникали мужчины. Женя не могла пожаловаться на невнимание. Её замечали, начинали ухаживать. И ухаживали. До определённого момента. Знакомства с Алисой. Летящая на полной скорости машина флирта тормозила, а при выдаче информации о «недоказанности» разворачивалась и удирала на столь же максимальной скорости. Это обижало, потом смешило, потом она привыкла. Как ей сказал как-то Роберт, да, так его и звали. Не Бобби, не Боб, не Роб, а именно Роберт. И, кстати, единственный, кого не испугала «недоказанность» Алисы. Алисе было чуть больше года. Роберт пришёл, когда она кормила раскапризничавшуюся Алису. Он посмотрел, улыбнулся и сказал.
— Женщина с ребёнком — самое трогательное зрелище в мире. Но чужой ребёнок — это как квартира на восьмом этаже без лифта
Роберт ничего не просил и не предлагал. Приносил Алисе каждый раз какую-нибудь безделицу — конфету, яблоко, дешёвую игрушку, а её смешил, рассказывал забавные истории,… Кто знает, во что бы это, в конце концов, вылилось, но появились те самые, и ей пришлось бежать, всё бросив.
— Мам, — Алиса дёрнула её за платье.
— Ну, до чего ты додумалась?
— Он плохой, мама, пусть он больше не приходит.
— А чем он тебе не понравился? Принёс цветы…
— Ну и что! И цветы у него плохие. И… и смотрит он плохо. Он плохой, — убеждённо повторила Алиса. — Эрик лучше.
— Ну конечно, — засмеялась Женя, — он тебе конфеты свои отдавал.
Алиса посмотрела на неё, удивлённо раскрыв рот, и вдруг заревела.
— Ты что? — Женя бросила недомытую тарелку в тазик и присела, обняла Алису. — Ты что, моя маленькая?
— Даа, — рыдала Алиса, — я его так просила, Я ему и конфеты обещала, и слушаться. А он ушёл.
С трудом Женя разобралась в её рассказе и не знала, плакать ей или смеяться.
— Ну, не плачь, не плачь, моя маленькая. Он вернётся.
— Даа, — Алиса тёрлась зарёванным лицом о её плечо, — он тоже обещал, а его нет и нет.
— Вернётся, рыбка моя, зайчик мой.
Она целовала, успокаивала Алису и словно заговаривала, заклинала судьбу.
— А когда?
— Осенью, — и Женя повторила его слова. — Когда трава пожухнет.
— Это как? — Алиса ещё всхлипывала, но уже тише.
— Он телят пасёт. Когда трава станет жёсткая, невкусная, он и вернётся.
— Она и сейчас жёсткая. И жжётся.
— Это ты крапиву тронула, — засмеялась Женя. — Она всегда жгучая.
Она успокоила и уложила Алису. Быстро закончила с вечерними делами и легла. Её время. Когда она закрывает глаза и видит Эркина. Только если раньше ей было нечего вспоминать, кроме ночи в Паласе, то теперь — она улыбнулась — теперь у неё большой выбор. И ночей, и дней. Яркий душный день, когда с раннего утра и до сумерек во дворе звенела пила и ухали топоры. Когда он с Андреем за день сделали столько, что ворчливый, вечно всем недовольный старый брюзга и отставной майор из пятого номера одобрительно высказался о них. Правда, одобрение вылилось в осуждение русских, которые своим дурацким освобождением лишили кого-то таких рабов. Она даже растерялась, не зная, как реагировать, и промолчала. И вечер, когда он, весь мокрый, бледный, выложил на стол свой первый заработок и робко спросил.
— Это очень мало, да?
И как всё чище и правильнее он говорил по-русски, стараясь не коверкать, не искажать слова. Ну, а по-английски он так говорит, что кое-кому из белых стоит поучиться. И как он, чудак, стесняется своих рук. Сверху ладонь узкая, с длинными тонкими пальцами, ну не совсем узкая, а точно по пропорции, а вот ладонь покрыта как коркой из мозолей. Нашёл чего стесняться. Даже вазелин брал. Правда, всего два раза. Потом бросил заниматься этим. Надоело, или просто сообразил, что это ей ни к чему. Он же всё для неё делал. Ёжик колючий. Чуть что, опустит голову, глаза. Не трогай его и всё тут.