Anamnesis morbi. (История болезни)
Шрифт:
— Мыли? — поинтересовался я у сестрички Клары, принесшей тревожную весть.
— Что? — хлопнула она ресницами (готов поклясться, хлопок был слышен).
— Уши, спрашиваю, мыли?
Дошло. Хихикнула, развернулась и умчалась в палату. Я мельком взглянул на сладко сопящего Витаминыча, страстно обнимающего во сне стол, и решил, что пока обойдусь без помощи шефа. Кто его знает, что там с ушами…
17 июля, 08.45, реанимационное отделение
Сутки начались без затей. Привычно подремывая на ходу,
Выпало, естественно, Михалычу, как самому юному и безответному. Он обреченно вздохнул, бормотнул что-то невнятное, но явно малоцензурное, ухватил под мышку «Книгу Судеб» и отправился пред начальственные очи представлять собой наше славное отделение.
Небольшое отступление. Это у нормальных людей, ведущих свойственный большинству приматов дневной образ жизни, сутки начинаются в 00 часов 00 минут. У нас, ненормальных (т. е. реаниматологов), сутки начинаются в 9-00. Именно в этот чудный миг мы заступаем на дежурство. Справедливости ради следует признать: кроме подвида реаниматологов, к этой категории «ненормальных», живущих в собственном временном континууме, относятся еще и врачи «скорой помощи», охранники и многие другие, даже пожарные. Но мы гордо (и небезосновательно!) ощущаем себя значительно ненормальнее прочих.
Неслышно вошел Витаминыч. Задумчиво закурил ядреную «Приму», обошел с рукопожатием личный состав, ненадолго задержался у мониторов центральной станции… Наконец открыл глаза и попытался проснуться. Неудачно.
— Кто помер? — осведомился он.
— Да живы все… — виновато развела руками отдежурившая смена.
— Сутки прожиты зря… — цинично констатировал шеф и предпринял вторую попытку проснуться. Сопутствующая мимика была ужасна.
— Мы старались… — понурились отдежурившие коллеги.
— Старатели, блин… Кто вчера додумался в морг на реанимацию бежать?
Коллеги издали короткий утробный звук, подавив то ли рыдание, то ли истеричный хохот. Вперед выступил Гуськов. Утирая слезящиеся от воспоминаний глаза, он начал вещать. История оказалась трогательной, с элементами дешевого триллера.
…Накануне вечером «скорая» привезла в приемное отделение найденного в соседнем парке деда. Старичок совершал моцион, как вдруг, схватившись за грудь, начал уходить в мир иной. Коллеги из подоспевшей «скорой» старательно мешали ему это сделать, но не преуспели: когда дедушку доставили в приемное, он, увы, почил окончательно.
В приемном, как водится, погрузили бренное тело на каталку и повезли в морг. Там его встретила санитарка, которой покойник показался каким-то неубедительным… Ну, не поверила она ему. Подозрительная девица, недолго думая, набрала заветный номер реанимации и начала истошно верещать в трубку о том, что, дескать, у нас тут труп, который не труп, а вовсе даже живой…
Делать нечего, дежурная смена с гиканьем помчалась в прозекторскую… Какой диалог состоялся между разочарованными докторами и бдительной санитаркой — можно только догадываться. Гуськов процитировал лишь две фразы:
— С чего ж ты… (неумная женщина) решила, что труп жив?!
— Дык, он того…
Витаминыч терпеливо выслушал рассказ, обвел взглядом корчащихся докторов и скорбно констатировал:
— Послал Бог работничков! Вся больница с утра на ушах стоит. Вы теперь — герои анекдотов… Петьки и Чапаевы. В следующий раз в крематорий побежим?
— Так нет у нас крематория, Виталий Вениаминыч! Не мегаполис, чай… — сокрушенно вставил я.
— Вот незадача! — огорчился шеф. — А вы, доктор Светин, решили коллег грудью прикрыть? Мой праведный гнев на себя отвлечь? Благородный вы наш… сами-то давно покойничка трехчасовой свежести воскресить пытались?
Крыть было нечем. Пару дежурств назад нашу бригаду вызвали в приемное, куда бесчисленное рыдающее цыганское семейство доставило своего главу. За три часа до этого мирно трапезничая в кругу семьи, глава вдруг посинел и помер. Что уж там с ним творили соплеменники, неизвестно (есть версия, что пытались вернуть к жизни с помощью колдовства). Но покойник остался в прежнем состоянии, и совет племени порешил обратиться к врачам.
Обнаружив в смотровой окончательный труп, я недобро взглянул на врача приемного отделения. Тот не менее выразительно скосил глаза в сторону мрачной цыганской толпы, гудящей неподалеку. Я все понял…
Полчаса мы честно имитировали процесс реанимации: били несчастное тело током, в поте лица массировали сердце, поставили подключичку и с умным видом вводили в нее физраствор… Я даже интубировал покойника и долго принуждал его дышать… Кстати, при интубации извлек из гортани огромный недожеванный кусок мяса, который и вызвал безвременную кончину: цыганский барон банально подавился. Словом, резвились по полной.
В конце концов, остановив действо, я подошел к цыганам, картинно смахнул крупные капли пота со лба и скорбно покачал головой. Женщины завыли с новой силой, а суровые мужчины долго благодарно жали руку, роняя скупые слезы…
— Виталий Вениаминыч, вы же сами признали, что в тех обстоятельствах имитация реанимации была единственным правильным решением! Зато никто не пострадал… и больница цела осталась, — гордо заявил я.
— Ага… а еще Палыч получил сертификат на сотню бесплатных гаданий у рынка, — съехидничал Гуськов. Коллеги лениво заржали.
— Ладно, проехали… — буркнул шеф. — Кого сегодня переводим?
— Семенова, Звягинцева и Горскую, — из своего угла отозвался Петрович. — Все мои… осиротею.
— Не боись. Свято место пусто не бывает. Компенсируем, — пообещал Витаминыч.
В подтверждение его слов захрипел телефон. Я снял трубку:
— Реанимация.
— Это приемное. Тут суицид. Море крови, давайте к нам, срочно!
— Какой, к лешему, крови?! У нас кардиореанимация! Хирурги где?
— На операции, их реаниматоры там же. Запарка. Так что не отвертитесь! — злорадно хохотнул доктор Симакин на том конце провода.
— Вылетаем.
Провожаемый ироничным помахиванием шефовой ручки, я выскочил в коридор. Следом с грацией груженого самосвала несся Петрович, увлекая за собой сестричку Клару и второй чемодан с реанимационным набором. Первый чемодан, который полегче, эгоистично ухватил я. С дружным топотом мы пронеслись через живой коридор из больных, испуганно жавшихся к стенам соседней с нами кардиологии, и ворвались в лифт.