Анастасья. Парижский роман
Шрифт:
Объяснить тёте Маре, да и вообще русским знакомым, что такое комиксы и как их любят французы, никак не удавалось: эти рисунки с подписями у всех ассоциировались исключительно с журналами для детей.
– А почему Жан-Ив не может приехать к тебе в Лион? – не унималась тётя, которая уже считала его почти что Настиным женихом. – Примчаться должен к любимой! Настоящее чувство не знает преград!
О, если бы всё было так просто…
– Знаешь, тётя, я сама поехала бы прямо сейчас! – чистосердечно призналась Настя. – Собрала бы вещи – и вперёд! Я этот Лион понять не могу, какой-то он скучный, мрачный…
– И Нина тоже жалуется. – Тётя не без удовольствия вспомнила о проблемах Настиной одноклассницы Нины Поярчук, получившей место в Университете Париж – Нантер. – Вчера встретила
– Забавно… Я думала, Нантер 12 – это и есть Париж. Зато Борю Левина взяли в крутой институт, в самом центре Парижа – Ля Гранд-Эколь! Пригласили в их Школу журналистики, прямо на собеседовании в посольстве! Ох, он уже там, наверное…
12
Нантер – один из крупнейших пригородов Парижа, находящийся в 11 километрах от центра французской столицы.
– Стасенька, не раскисай! Лион – только начало. Хочешь в Париж – значит, будешь в Париже, ведь это твоя мечта!
Тётя Мара могла заразить оптимизмом даже камень, но Настя, чудом выбившая скромную посольскую стипендию, смотрела на вещи более прагматично:
– Знаешь, сколько стоят билеты на поезд? Если без скидок – пятьдесят евро! Буду ловить студенческие скидки… И вообще всё дорого, на продукты уже потратила кучу денег…
– А разве Жан-Ив не может купить тебе билет на поезд? – поинтересовалась тётя Мара. – Раз ухаживал, должен позаботиться! Если это настоящая любовь! Как там? L'amour est enfant de Boh^eme… 13
13
«Любовь – цыганское дитя…» (фр.) Слова из арии Кармен из одноимённой оперы Жоржа Бизе.
«Начинается…» – с тоской подумала Настя. Она давно наизусть знала все тётины любимые арии и в душе ненавидела Бизе, Верди, Россини, Пуччини и иже с ними.
– Тёть Мар, надо маме позвонить! – прервала она тётино пение. – Ты сама только, ладно? Скажи, что у меня всё хорошо! – Настя очень редко разговаривала с мамой, которая жила в другом городе с Настиными сводными братьями и сёстрами.
– Да, я позвоню! У них там Жорик, кажется, опять в больнице. Всё время кто-то болеет – известное дело, четверо детей…
– Вообще-то пятеро, я же пятая! – поправила её Настя. – То есть первая… Ты только маме про меня особо не рассказывай. Ну, что я к Жан-Иву поеду и всё такое… А то неудобно: она по больницам, а я в Париж собираюсь. Подумает, что зря мне тридцать евро подарила на день рождения!
***
Ля Гранд-Эколь – институт, откуда вышла б'oльшая часть французской элиты, – находился в самом центре шестого округа на улочке Сен-Ришар 14 . Престижное месторасположение имело недостатки: старинное здание с его камерными помещениями не справлялось с возрастающим потоком французских и иностранных студентов. Даже в крошечном кафе с цветными столиками было не протолкнуться. В хорошую погоду выручал внутренний дворик: учащиеся устраивались на терраске возле кафе, а то и прямо на небольшой зелёной лужайке.
14
Название вымышлено.
Жан де Кортуан, в тридцать восемь лет ставший самым молодым директором Ля Гранд-Эколь, обозревал лужайку из окна своего
15
Имеется в виду Джонни Халлидей (1943—2017) – французский рок-певец, композитор и актёр кино.
– Жан, к вам Борис Левин, студент из России! – сообщил секретарь де Кортуана, смазливый Шарль, которого, как и его начальника, все звали уменьшительно-ласкательно – Шарли.
– Что это ещё? Я же просил, сегодня никаких посетителей, тем более из России! Скоро у меня важная встреча!
Де Кортуан, что не было тайной для его помощника, накануне провёл бурный вечер в ночном клубе. Несмотря на две чашки кофе и таблетку аспирина, голова так и раскалывалась, а когда он поднимался по лестнице, опять возникла эта одышка – неприятные ощущения… Конечно, он ещё молод, подумаешь – пара косяков и несколько коктейлей!
– Месье Левина на прошлой неделе записал на приём Аксель, то есть, я хочу сказать, профессор Дортуа-Фиже, – пояснил Шарли, который терпеть не мог пронырливого заместителя своего шефа.
Де Кортуан в характерной для него манере лишь выразительно поднял брови: пусть, дескать, заходит, чёрт бы его побрал! В запасе у него остался энергетический коктейль – пригодится для предстоящего визита в Елисейский дворец 16 …
В проёме двери, не решаясь войти в сверкающий кабинет, оформленный в стиле ампир с вкраплениями ультрасовременного дизайна, стоял плотно сложённый молодой человек с неаккуратной светлой шевелюрой. Глаз придирчивого де Кортуана резанул лохматый клетчатый шарф, который почему-то ассоциировался у него с русскими babouchka.
16
Елисейский дворец – резиденция президента Франции. Как глава крупнейшего учебного заведения, готовящего французскую элиту, директор Ля Гранд-Эколь входит в число высокопоставленных государственных чиновников и лично общается с высшим руководством страны.
– Итак, молодой человек, чем я могу вам помочь? Проходите, не стесняйтесь, у меня мало времени!
– Меня зовут Борис Левин. Я прошу прощения за беспокойство, но вынужден побеспокоить вас. – Боря, от волнения повторяя слова, смущённо стоял в дверях.
– Садитесь! – Де Кортуан широким жестом указал ему на массивное кресло.
Боря, как будто неохотно, подошёл и присел на краешек.
– В Москве, когда меня пригласили в Школу журналистики…
– Ах да, конечно! Вы – та самая русская звезда, которую мы зачислили в Школу журналистики нашего института, – наконец вспомнил его де Кортуан. – Так что привело вас сюда?
Глотнув воздуха, Левин с трудом начал заранее подготовленный монолог:
– Дело в том, что координатор иностранных студентов, мадам Гроховски, болеет. А месье Дортуа-Фиже, к сожалению, не может помочь. Возникла проблема с моей стипендией…
– А в чём дело? Вы же получили стипендию Ля Гранд-Эколь?
Де Кортуан возмущался при одной мысли, что ему, лично ему, надо заниматься подобной ерундой!
– Мне сказали, что стипендия, которую мне дают, покрывает лишь плату за обучение, то есть я учусь бесплатно. Но мне надо на что-то жить… – робко пояснил Боря, которого совсем не радовала необходимость выпрашивать то, что ему совершенно официально обещали во французском посольстве после многочасовых собеседований и личной встречи с сидящим перед ним директором Ля Гранд-Эколь.