Анатомия рассеянной души. Древо познания
Шрифт:
Старуха плохо говорила по-кастильски и с трудом объяснила ему, что затворяет окна от солнца.
— А мне именно его и надо, — сказал Андрес. — Вы слышали что-нибудь о микробах?
— Нет, сеньор, не слыхала.
— А слыхали вы о том, что бывают вирусы… живые существа, которые носятся в воздухе и являются причиной болезней?
— Живые существа в воздухе? — Должно быть, мухи?
— Да, вроде мух, но это не мухи.
— Нет, таких не видала.
— Да, их не видно, но они все-таки есть. Эти существа живут в воздухе, в пыли, на мебели,
— Да, да, сеньор.
— Для того и надо оставлять окна открытыми… чтобы в них проникал солнечный свет.
Но окна остались затворенными и на следующий день, а старуха сказала другой прислуге, что молодой сеньор не в своем уме и говорит, будто в воздухе есть мухи, которых не видно и которых убивает солнце.
Усилия, предпринятые для получении места в каком-нибудь городке, не приводили к быстрому результату, как хотелось Андресу, и чтобы убить время, он стал готовиться к защите диссертации. Подготовившись, он решил ехать в Мадрид, а оттуда, куда придется.
Зима прошла благополучно для Луисито: по-видимому, он совсем выздоровел.
Андрес не выходил из дома, переживая настроение сильнейшей нелюдимости, так что знакомиться с новыми людьми было ему неприятно и утомительно.
— Боже мой, неужели ты опять никуда не пойдешь? — спрашивала Маргарита.
— Нет. Зачем? Меня нимало не интересует, что происходит в городе.
Ходьба по улицам его утомляла и раздражала, а поля и окрестности Валенсии, несмотря на их плодородие и пышную растительность, не нравились ему. Эти вечно зеленые сады, прорезанные ручейками мутной воды, с сочной темной растительностью, не манили его. Он предпочитал сидеть дома и специально изучал один отдел психофизиологии, который намеревался использовать для своей диссертации.
Под его комнатой находилась темная, заросшая мохом, никогда не видавшая солнца терраса, с несколькими кадками, в которых росли фиговые деревья и алоэ. Андрес проводил здесь жаркие часы дня. Напротив была другая терраса, по которой, перебирая четки, ходил взад и вперед старый священник ближайшей церкви. При встрече Андрес и священник любезно раскланивались друг с другом. Под вечер Андрес переходил с этой террасы в высокий бельведер, построенный на верхней площадке лестницы. Там он сидел до тех пор, пока не стемнеет. Луисито и Маргарита уезжали в это время с дядьями и теткой кататься.
Андрес смотрел на город, дремлющий в сиянии солнца и пышного заката. Вдали виднелось море — широкое пятно бледно-зеленого цвета, прямой и яркой линией отделяющееся от молочно-белого на горизонте неба.
В этом старинном квартале дома были большие, с облупившимися стенами; крыши их заросли зеленым и красным мхом, а на карнизах пестрели желтоватые головки дикого хрена. Виднелись белые, голубые и розовые дома, с террасами и башенками, на террасах стояли кадки, над которыми фиговые деревья и алоэ простирали свои прямые и широкие листья; а кое-где лежали горы тыкв, шероховатых
Голубятни высились, как большие черные клетки. На плоской крыше соседнего дома, видимо, нежилого, валялись свертки рогож, кучи негодных веревок, черепки битой посуды; несколько дальше, по крыше разгуливал павлин, издававший резкие, неприятные крики. Над балконами и крышами домов возвышались колокольни церквей: грузная и мощная Мигелете, воздушный и нежный купол кафедрального собора, а еще дальше были разбросаны башенки, почти полностью покрытые голубой и белой черепицей, блестевшей радужными переливами.
Андрес смотрел на этот город, почти неизвестный ему, и рисовал себе тысячи фантастических картин из жизни его обитателей. Внизу, у его ног, узкой извилистой щелью между двумя рядами высоких домов тянулась улица. Солнце, в полдень разрезающее ее на две полосы — темную и светлую, — по мере приближения вечера, поднималось все выше и выше по одному ряду домов, пока не исчезало, в последний раз озарив своим светом слуховые окна чердаков.
Весной стрижи и ласточки чертили причудливые круги в воздухе, издавая пронзительные крики. Андрес следил за ними взглядом. К вечеру они скрывались. На смену им прилетало несколько коршунов и ястребов. Венера загоралась ярче, показывался Юпитер, а внизу, на улице, дремотно и уныло мигал газовый фонарь…
Андрес шел вниз ужинать, и часто снова возвращался в башенку полюбоваться звездами. Эти ночные созерцания точно вливали в него целый поток тревожных мыслей. Воображение уносило его, и начиналась бешеная скачка по полям фантазии. И не раз, при мысли о силах природы, о миллиардах жизней, зарождающихся среди ночного мрака на земле, в воде и в воздухе, у него кружилась голова.
В конце апреля Андрес сказал сестре, что хочет поехать в Мадрид для защиты диссертации.
— Ты вернешься сюда? — спросила Маргарита.
— Не знаю; думаю, что нет.
— Как ты возненавидел этот дом и этот город! Я не понимаю этого.
— Мне здесь нехорошо.
— Ну, понятно! Ты делаешь все, чтобы тебе было плохо.
Андрес не стал спорить; он уехал в Мадрид, сдал экзамены и защитил диссертацию, которую написал в Валенсии.
В Мадриде он тоже чувствовал себя скверно, отношения с отцом были по-прежнему враждебными. Александр женился и приводил свою жену, жалкую несчастную женщину, обедать в дом отца. Педро вел светский образ жизни.
Если бы у Андреса были деньги, он уехал бы постранствовать по свету, но денег не было. Однажды он прочел в газете, что врач одного городка в провинции Бургос приглашает на два месяца заместителя. Он предложил свои услуги и получил благоприятный ответ. Дома он сказал, что его пригласил на несколько недель погостить товарищ, взял билет туда и обратно и уехал. Врач, которого он должен был заменить, был богатый вдовец, увлекавшийся нумизматикой; медицину он знал плохо, и интересовался только тем, что имело отношение к его хобби.