Анатомия теургии
Шрифт:
Тогда, два месяца назад, он и не думал, что совсем скоро будет стоять на заснеженном поле, готовый убивать людей, да ещё и с помощью магии. Он вообще никогда не думал, что способен хотя бы зажечь свечу. Но приехавшие в тот день люди Гирта Торкельсона доказали, что это не так.
Для деревенских это стало забавой, какую не каждый день увидишь. Улыбчивый тэн давал каждому желающему стеклянный шар и объяснял, что нужно делать, а тот пробовал — и, если шар оставался тёмным, неудавшегося колдуна встречали улюлюканьем. Лишь у двоих он тогда засветился, и одним из них стал Келбёрт.
Его не стали забирать силой, конечно. Просто посулили такую плату, что парень не раздумывал ни мгновения, лишь попросил деньги сразу, чтобы оставить матери, и тут же получил их. Остальное уже не имело значения.
Но теперь он ждал, глядя на приближающихся пехотинцев, и думал, что лучше бы тогда послушал мать и остался дома.
— Идут, сволочи, — стоявший по правую руку пикинёр сплюнул на снег. — Замёрзли, ребята? Ничего, скоро согреемся! Всех согреют, никого не забудут!
— Вы, главное, пиками куда надо тычьте, — отозвался кто-то из мушкетёров. — А мы уж разберёмся, кого там греть.
— Не боись! — засмеялся пикинёр. — Напорются восьмёрники, как пить дать!
Келбёрт молчал — он был далеко не единственным новичком в роте, и чувствовал себя странно. Странно от того, что рота считалась элитной, странно от нелепого мушкета без фитиля и спускового рычага, из которого, однако, он уже выпустил не один десяток пуль. Они все здесь были странными — магами, умеющими творить одно-единственное заклинание, а может, и не заклинание вовсе. Он ведь ничего не произносил, посылая силу сквозь пальцы. Сержант говорил, это новая магия, которой восьмёрники пользуются. Не тот сейд, что творили ведьмы. Но он и сам знал немного, да и не хотел знать. Их дело, говорил сержант, мушкеты заряжать, целиться да палить во врага. А раз ты умеешь пальцем зажигать порох, то, стало быть, в фитиле не нуждаешься.
На учениях рота показывала чудеса скорострельности, оставляя позади опытных вояк. Но то учения, а что будет сейчас?
Грохнула первая пушка язычников, и разговоры стали стихать. Но не потому, что заговорила артиллерия — в какой-то момент Келбёрт повернул голову, и увидел её. Ведьму.
Она шла вдоль строя, держа перед собой лампаду, в которой билось голубое пламя. Шла медленно, высоко подняв голову, и, казалось, одаривала каждого тёплой улыбкой — вот она взглянула на Келбёрта, и он глубоко вдохнул сладкий запах благовоний. Страх куда-то исчез, пропала нерешительность. Далёкий враг перестал быть опасным, теперь это были всего лишь люди, которых следовало убить. «Они — не демоны, не мастера меча, они просто солдаты», — повторял сержант, но только сейчас Келбёрт по-настоящему осознал это. Нужно просто прицелиться и выстрелить. Просто прицелиться…
— Тебе не будет больно, — услышал он женский голос, шепчущий в самое ухо, и сразу поверил ему. Не может такой голос врать.
Враг приближался.
— Заряжай! — крикнул сержант, и Келбёрт заученным движением сорвал с перевязи одну из пороховниц. Сорвал крышку, высыпал в ствол заранее отмеренную дозу пороху, сунул пыж — всё делалось как-то отстранённо, спокойно, будто на учениях. Следом ушла пуля — обычно Келбёрт забивал её торопливо, потому как всегда запаздывал и ждал гнева сержанта, но сейчас всё шло как по льду. Ещё мгновение — и вот он уже поднимает мушкет.
От запаха слегка закружилась голова, но это совсем не мешало — скорее наоборот.
— Жда-ать!
Он не нуждался в командах, он и так знал, когда стрелять. Зачем вообще нужен этот горлопан?
— Жда-а-а-а-ть!
Гул тяжёлых шагов становился всё громче. Вот уже Келбёрт мог разглядеть мушкеты в руках солдат первого ряда — мушкеты, готовы выстрелить в него. Но он успеет раньше.
— Готовьсь! Пли!
Выстрел. Сила вонзилась в ствол раскалённой иглой, воспламеняя порох, и мушкет громыхнул, выплюнув смерть. Келбёрт не промахнулся — вражеский стрелок кулем рухнул в снег, так и не успев выстрелить сам. Он отметил это мельком, просто для себя, потому как уже уходил назад, уступая место другим.
Мгновением спустя ударил залп восьмёрников — лязгнули о сталь свинцовые пули, закричали раненые, но Келбёрт остался невредим. Он не боялся, что в него попадут. Больно не будет — так пообещала ведьма, и он ей верил.
В ствол потекла новая порция пороха.
Келбёрт улыбался.
* * *
— Огонь!
Господин Кенред поднёс тлеющий фитиль к запальному отверстию, и оно вспыхнуло фонтанчиком огня. Ещё через мгновение грохнул выстрел.
— Заряжай!
Гармунд бросился к орудию — следовало прочистить жерло, пока остальные готовят порох, пыж и ядро. Его дело маленькое, знай чисти себе пушку да жди, пока офицер прицелится и выстрелит. Чисти хорошо, ведь надо сделать так, чтобы внутри не осталось тлеющих остатков пыжа, но уж это он научился делать как следует, никаких нареканий. Теперь только дождаться бы, пока день кончится да его величество одержит победу — и можно будет возвращаться домой богатеем.
За этот месяц он заработал больше, чем за прошлый год, а работа — не бей лежачего, с ней любой справится. Гармунда взяли на неё потому, что у него никого не было — ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестёр, и некому было его отпускать на войну, как других. «Война кончится — денег наберёшь да в ученики к мастеру устроишься», — сказал ему офицер тогда, в первый день. Он добрый, господин Кенред, хотя Гармунд и не заслуживал такого отношения. Правда, здесь он должен был сказать «если жив останешься», но не сказал. Гармунд сам это понимал.
Теперь он считался артиллеристом, хоть и всего лишь помощником-гандлангером, и очень этим гордился. Не каждому такое дано. И стрелять по врагу из пушки так просто. Другие солдаты идут прямо под пули, хоть и в броне, колют пиками да стреляют, и гибнут легко. То ли дело они, артиллеристы. Пушка — архонт войны, как любит говорить господин Кенред. Сегодня Гармунд видел это воочию.
Он бросил шомпол на подставку и помог товарищу пропихнуть в ствол ядро. Кенред кивнул им, приказывая отойти. Сейчас он будет стрелять.
Больше всего Гармунд хотел бы сам попробовать сделать то же самое. Не целиться, упасти Окта, для этого он мозгами не вышел, а выстрелить. Просто взять палку с фитилём и ткнуть ею в запальное отверстие. А то вернётся домой, а там спросят: из пушки стрелял? Стрелял, только как бы не сам.
Надо попросить господина Кенреда. Он добрый, он позволит.
— Пристрелялись, — сказал Кенред, стоя на самой вершине холма — он не боялся ни ядра, ни пули. — Огонь!
Грянул выстрел.
* * *