Анцерб
Шрифт:
Ни одна демонстрация была вдохновлена стараниями тайного собратства. Ни одна совершена диверсия. Люди в один миг боялись и восхищались, остерегались непредсказуемых борцов и молились об их здравии. Корили организацию, когда гибли невиновные, но восхваляли, когда жнецы раз за разом не могли выследить подобных им теней – люди "Анцерба" растворялись в толпе, терялись среди улиц Земель, их взрастивших.
Терракотовый цвет, и до того любимый на Западе из-за местного фольклора и древних легенд, стал знаменем организации. Поддерживающие движение люди стали использовать оттенки терракоты чаще – незримая поддержка, неозвученное согласие… Трое многое могли запретить, но не в силах были уничтожить цвет. Не могли они и вычленить, кто из использующих его сопричастен к неугодной организации, а кто просто оказался под пустым подозрением.
Правительство не позволяло распространяться волнениям, фальсифицировало факты и скрывало истинное положение дел: за пределом Западных земель преступная группировка оставалась не более чем слухом; на Западе же слухи обращались в догадки и надежду.
Харрисон дотянулся до стационарного телефона. Взял трубку, ввел код, затем еще один, потом только номер. Бесчувственный голос заученно повторил условия междугороднего звонка. Где-то на фоне раздался почти неразличимый щелчок; заметить его можно только зная, что он есть – начало записи разговора, который затем попадет в бесконечную базу жнецов. Гудки.
Трое сами создали себе трех врагов: гражданскую войну на юге, сокрытое диверсионное движение на Западе и авторитетного лидера на Севере. Но, несмотря на всё, нельзя было не признавать силы и ума монархов. Они продолжали крепко держать власть и людскую веру, создавать образ идиллии и благословенного спокойствия. Для большинства граждан не изменилось ничего. Для тех, кто предпочел скрывать лица за золотыми маками, сделанными "Анцербом", началась сложная и серьезная игра. На кону – жизнь, а оступиться на игральном поле слишком просто.
– Алло? – девичий голос как бальзам на душу; напряженный Харрисон даже выдохнул мягче, бессознательно меняясь в лице.
– Малышка Ари, доброго дня! Прости, что не позвонил с утра; начали переговоры совсем рано и только освободились. Всё успешно, вроде, нам дали добро на открытие заведения, остаются формальности.
– Ри! – взволнованный голос сестры нежен, – очень рада тебя слышать и узнавать с твоих уст приятные новости! Дизайн утвердили? Когда ты вернешься домой?
– Дизайн – да, но у нас остается запара с документами. Я подписал прошение Ольшевскому, чтобы он поспособствовал ускорению процесса изучения бумаг специалистами; обещают за месяц-полтора все согласовать…
Вместо дежурных фраз хотелось кричать о другом, рассказать о морском порту, о том, как с лица чуть не слетела маска. О перестрелке со жнецами и о том, как выгодно заведение будет расположено для целей "Анцерба". Спросить, все ли спокойно дома, выполнена ли запланированная роспись стены и достаточно ли рассудительно ведет себя Ариса, не подвергает ли жизнь лишнему риску… Но вместо это Харрисон продолжил:
– Дома буду, наверное, дней через шесть. Подпишу свои финальные бумаги и выдвинусь обратно. Благо, внутренние границы никакие не пересекаю, так что обошелся без пачки бумаг и часов на таможенном посту, – в попытке пошутить скользнула усталость и ядовитая насмешка. – Как работа с фресками храма?
– Работаю. Сегодня опоздала немного, правда, но все в порядке…
Это, наверное, стало особенным умением – находить истинный смысл за непримечательными фразами. Ариса рассказывала последние новости, а сердце Харрисона начинало биться спокойнее и ровнее. С сестрой все в порядке. С семьей все в порядке. Еще час прожит в безопасности. И от понимания, что дом цел и невредим, мужчина ощущал себя сильнее. Маленький кораблик, выполнивший опасный маневр среди скалистого морского лабиринта… И на короткий миг все остальное теряло смысл и значение; оно в принципе все теряло смысл и значение – "Анцерб" жил и действовал здесь и сейчас, что происходило за пределами его существования мало волновало. Но где-то внутри Харрисон знал, что такое отношение напрасно, что оно губительно и влечет беду к хранимому Обергом очагу зачатка западного диссидентства.
Также губительно, как и "новая кровь", несущая за собой открытую агрессию.
И Харрисон с ужасом понимал, что и сам является этой новой кровью; понимал, что желание мести туманит рассудок и завязывает плотной лентой глаза. Месть никого не возвратит. Не повернет времени вспять. Но как забыть тот вечер в родном доме? Как стереть из памяти лица родителей и крик крошки Арисы? Как убить в себе того маленького, слабого и напуганного Харрисона в пустом темном коридоре? Мальчика, который отчаянно хотел все исправить?
–.. и тогда он перенес день сдачи росписи на целую неделю, представляешь? Хотя мы говорили, что даже первоначальные сроки просто сумасшедшие в своей нереалистичности. Наши мастера еще не завершили мозаику на фронтонах, еще не завершена роспись свода… Они просто не представляют масштаб работы! – в трубке на пару секунд воцарилось дрожащее молчание; где-то вдалеке еле слышны были редкие однотонные моносигналы. Как писк досаждающего комара. Прихлопнуть бы…. – Ри, ты случаешь меня?
– Внимательно. Просто устал.
– Мы ждем тебя дома.
– Знаю. Скоро вернусь, – Харрисон потянулся к сигаретам, лежащим у массивной стеклянной пепельницы. – Но раньше меня в любом случае приедет Деметрий. Я передал с ним пачку бумаг для Оберга; проследи, чтобы он сразу к Авдию направился, а не пошел кутить по барам.
– Ты предлагаешь мне сыграть роль няньки? – Ариса недовольно хмыкнула. – Да еще и для Лерэ? Будто не знаешь, что меня воротит только от его вида.
– И это тоже знаю. Я уже сказал ему, что если еще раз попробует к тебе подкатить свои яйца – останется без них, – Харрисон закурил, блаженно прикрывая глаза. – Но он тот человек, кому я могу доверять. В этом году десять лет дружбы будет, юбилей…
– Или срок.
– Ариса! – мужчина не смог сдержать смешка. Сигаретный дым вышел носом и растворился в воздухе номера туманным призраком. – Попрошу заметить, вы все эти годы вполне неплохо общались…
– До того момента, когда он решил, что идеальный для меня мужчина.