Андреевский флаг
Шрифт:
Единственное, чего страшно боялся Павел, так это какой-то фатальной неприятности, вроде шторма, что может если не погубить флот, то причинить ему массу бед. Да и сам Крюйс такого форс-мажора явно опасался, даже раз невпопад упомянул про судьбу «Непобедимой Армады». И Петр Алексеевич стал немного нервным, царь тревожился по поводу удачного исхода похода, а это еще больше настораживало. И сейчас Павел со страхом ожидал выхода в море — нужен был попутный, северный ветер, что подует от Крымских гор в море. И тогда корабли поднимут паруса и из всех крымских портов пойдут к заветному Босфору, чтобы одним броском рассечь османские владения пополам.
— Ох, гладко было на бумаге, но забыли про овраги — а по ним ходить!
— Все будет хорошо, не печалься, муж мой и повелитель, — Василиса прижалась к нему, пылко поцеловала, стала гладить ладошкой его плечо — она всегда чувствовала его потаенные мысли.
— Не так все просто, любовь моя, — негромко произнес Павел, прижимая к себе жену. И начал тихонько объяснять:
— Судьба часто смеется над нашими планами, особенно в тот момент, когда мы уверены в конечном успехе. Я тебе рассказывал, как шторма часто сокрушали огромные эскадры…
— Так посоветуй Петру Алексеевичу отправлять корабли отрядами, ты ведь сам учил, что нельзя складывать яйца в одну корзину — споткнешься, упадешь, разобьешь всю корзину. Но думаю все будет хорошо — иначе бы зачем господь вас всех прислал сюда в наш мир?
— Возможно, это так и обстоит дело на самом деле, и ты тут права. Однако на бога надейся, но сам не плошай!
Павел крепко обнял жену, поцеловал — он был рад, что нашел любовь в столь зрелом возрасте. Ему сейчас 61 год, Василисе 26 — у них уже двое детей, пока маленькие, но вырастут, и он обязан жить дальше, чтобы обучить их всему, что знает. А еще супруга снова непраздна, и на этот раз уверенно говорит, что будет девочка. Как медик она на высоте — ей доверяет царь и царица, и она пока единственная среди женщин врач, занимающая официальную, причем очень высокую, должность при дворе.
— Видишь, милая, мы начали очень рискованную игру. Да, Константинополь можно освободить, проливы блокировать флотом, выйти в Эгейской море — мы разорвем государство османов на две части. И оно погибнет, вот только война не прекратится. Наоборот — мы будем вынуждены воевать с католическими странами, а соседи у нас те еще — венгры и австрийцы, а с моря венецианцы и генуэзцы. С востока хан Узун Хасан, у него сильное войско, хоть потрепанная османами. Даже если мы откинем его вглубь Персии, то нашествия все равно будут продолжаться. К тому же не стоит скидывать со счетов арабов — выйдет из пустынь Аравии или Египта новая орда — как одновременно с двух сторон отбиваться?!
— Их нужно опередить, муж мой, — супруга погладила его по плечу кончиками пальцев. — Пока у империи ромеев был флот, вся прибрежная полоса может быть поддержана эскадрами. Левантийское море должно остаться за базилевсом, и если будет опора на христианские города, что держали крестоносцы, то мусульмане будут втянуты в безуспешную войну. Поставить там пушек побольше на стены, пусть даже старых, снабжать кораблями, что будут приходить в гавани — то штурм будет гораздо дольше длиться, чем легендарной Трои. А хлеба нам хватит из Скифии — чернозем нужно только распахивать. Тем более, пока «Большая орда» вынуждена отбиваться от всех врагов, что на нее нападают со всех сторон.
Жена говорила уверенно, продолжая поглаживать его по груди. А он принялся размышлять — действительно, пока есть флот, то любой противник будет поневоле скован, особенно в Палестине. Хотя начнется долгая война с исламским миром — тут не стоит забывать, что конфликт цивилизаций может длиться долгими столетиями. И враги с двух сторон — мусульмане с востока, католики с запада. А еще с северо-запада враждебное великое княжество Литовское в союзе с Польшей короля Казимира, а с северо-востока «Большая орда» хана Ахмата и воинственные горцы. Чтобы отбиться, потребуется увеличить рекрутскую повинность, и усиленно проводить индустриализацию, начнется развитие капитализма.
От вороха нарастающих проблем Павел мысленно содрогнулся, и Василиса опять уловила его терзания. Негромко сказала, засмеявшись как колокольчик, обдувая его щеку теплым дыханием.
— Есть враги, что желают победить нас, но у них самих имеются противники, что желают погубить их. Так поступали всегда правители империи ромеев — воевать с врагами чужими руками. Ее погубили внутренние дрязги, я сама видела во что превратился Константинополь и Трапезунд, — Василиса продолжала негромко говорить, дыша ему в ухо:
— Сейчас этого не будет — турки истребили знать, а те, что сбежали под покровительство папы, приняв унию, обратно никогда не вернутся — мы их просто не примем. К тому же у нас есть единоверцы — если их вооружить и помогать им, то они примут на себя удары католиков с запада, и мусульман с востока. Я говорю о сербах, валахах и молдавском господаре Стефане. На востоке есть армяне, христиане Леванта и Палестины, копты в Египте, тиграи и ахмарцы в Эфиопии — ты мне показывал мне на карте. А еще русские княжества на севере, и те, что к западу — там православных захватили католики. Так отдайте им старое оружие — пушки и фузеи, даже корабли — пусть воюют не только за себя, но и за нас…
Господарь Валахии Влад III "Цепеш", известный как "Дракула".
Глава 46
— Ты как тот черный ворон, мастер — все время каркаешь! Как видишь, мы в Константинополе, и город наш!
— Ты прав, Петр Алексеевич — мы на берегах Босфора, и столица наша. Но проблемы только начинаются…
Павел мрачно посмотрел на огромный город, что раскинулся перед ними. Флагманский «Севастополь», ставший любимым кораблем царя, который его и строил, стоял на якоре в Золотом Роге. Они беседовали в салоне кормовой надстройки, в открытые окна врывался солоноватый воздух с ощутимым запахом гнили, а потому постоянно курили и прихлебывали из стаканов вино. И разговор должен стать напряженным, потому что придется затрагивать очень серьезные темы, которые потом придется обсуждать на заседании Боярской Думы — ближнего круга советников Петра, исключительно из русских иного времени, куда входил и сам Павел.
— Поясни, мастер.
— Резня, Петр Алексеевич, — Минаев кивнул на огромный город, который турки даже не стали оборонять, а бежали из него в жутком страхе, по крайней мере, те из них, кто успел вырваться за крепостные стены, еще не восстановленные после штурма тринадцатилетней давности.
— Теперь османы будут драться до отчаянности, прекрасно зная, как с ними могут поступить распаленные яростью греки.
— Как аукнется, так и откликнется, мастер — турки отнюдь не мягкосердечны, ты сам это знаешь, и многое видел.