Андрей Беспамятный - Кастинг Ивана Грозного
Шрифт:
Крестьяне уже приближаясь. Минута напряжения спала, и только сейчас сержант понял, что во время прыжков потерял одеяло. Кое-как прикрывая ладонями срам, он заметался по двору, подобрал одеяло, обернулся.
В усадьбе наступило некое подобие порядка: пятеро холопов стояли возле камнеметов, чего-то выжидая. В железных держателях на стене, громко потрескивая и роняя на землю огненные капли, горели принесенные кем-то факелы. Андрей прихватил один, побежал назад на стену.
Здесь появились защитники: у некоторых бойниц стояли холопы, одетые в кольчуги, простые и с железными пластинами
— Ворота запирать надобно, боярин, — хрипло сказал один из холопов. — Ворвутся поганые в усадьбу, не управимся.
— Погодь, — срывающимся фальцетом ответил мальчишка. — Пусть еще смерды забегут.
Матях, выскочив на угловую площадку, тупо уставился на смотрящую вдоль стены, намертво закрепленную пушку, потом сунул факел ближнему холопу:
— Держи…
Сам, опустившись на колени, обнял руками чурбак, толкнул, наклоняя набок, поднатужился, отрывая от земли. Перед глазами замельтешили темные мушки, дыхание сперло. Не к месту опять поползло с пояса одеяло. Однако чурбак поддался, качнулся, послушно разворачиваясь жерлом к внешней бойнице.
— Не тронь! — Мальчишка кинулся к сержанту, но Матях уже отер лоб и выхватил у холопа факел.
— Русские!!! — заорал Андрей крестьянам. — Падай оземь, убьет!
И ткнул факелом в запальное отверстие. Прошла почти секунда в ожидании выстрела. Сержант различил, как некоторые из беглецов послушно падали, но большинство продолжали бежать, не понимая опасности, а за ними с гиканьем летели всадники. Впервые в жизни Матях увидел столь четкое разделение светлых и темных сил: смерды в белом исподнем выглядели яркими, почти светящимися фигурками, татары в темных халатах казались черными, как бездонный колодец.
Грохнуло так, что у Андрея заложило в ушах. Пушка вместе с чурбаком кувырнулась со стены вниз. Вверх величаво поплыло большое белое облако. Направленный наугад заряд снес трех всадников вместе с конями, одного выбил из седла, а заодно опрокинул и двух крестьян — на белом исподнем явственно проступили темные кровавые пятна. Но самое главное — татары шарахнулись назад, стремясь уйти из-под прицела, оставили свою живую двуногую добычу.
Матях со всех ног помчался по стене, торопясь ко второй площадке. Следом бежал мальчишка:
— Нельзя тюфяки трогать! Батюшка велел ими вдоль стен палить, коли с лестницами на частокол полезут.
— Ты что, видишь лестницы? — огрызнулся на бегу сержант. — Когда полезут, тогда и стрельнем.
— Чем? Ты же заряды спалил!
— Фигня, зарядим… — Матях взялся за второй чурбак, поворачивая пушчонку на врага, высунул жерло в бойницу и закричал: — Русские, ложись!
На этот раз крестьяне послушно повалились в траву, а татары, опять кинувшиеся было за добычей, стали торопливо поворачивать коней. Андрей подумал и стрелять не стал — зачем, если всадники и так назад шарахнулись? Беглецы вставали и, пригибаясь, бежали к воротам. Конные явно колебались,
— Ложись!!!
Степняки, видя в бойнице пушечный ствол, решили не рисковать и отъехали подальше.
— Ефрем!!! — На этот раз клич издал мальчишка.
Во дворе один за другим сухо стукнули рычаги камнеметов, в воздухе зловеще прошелестели десятки валунов, со звонким чмоканьем врезались в землю. Как минимум два камня, по пуду весом, накрыли по всаднику, да так, что кровавые ошметки брызнули в стороны на десятки метров, и отступление татар превратилось в бегство.
— Ефрем! — расправил плечи мальчишка. — Возьми смердов, сходите вниз, занесите раненых в усадьбу. Опосля ворота заприте. — Юный боярин размашисто перекрестился. — Слава Богу, отбились.
Дразнящий запах мясного варева пробрался в складки медвежьей шкуры и заставил боярина Умильного сладко зевнуть и открыть глаза.
Не взявший с собою быстроты ради воинского обоза, Илья Федотович, один из немногих, ночевал без шатра, прямо на расстеленном на земле походном бухарском ковре, завернувшись в медвежью шкуру. Да и раздеваться вблизи татар он, естественно, не стал. Зато выспался на славу — снятая с поднятого зимой медведя шкура помягче иной перины случается.
Воинский стан уже просыпался. Тут и там полыхали костры с подвешенными над ними огромными железными котлами, разносились запахи близкой трапезы и гомон собирающихся в поход воинов. Шатров, правда, сворачивать никто не стал — все одно сюда к вечеру возвращаться. Враг близко, одним рывком до него дотянуться можно. Но проверить перед выходом на сечу оружие, упряжь, броню — этого ни один воин не забудет, коли животом своим дорожит.
— Касьян! — привычно окликнул верного холопа боярин. — Зерцало мне подай. И для первого перехода Шведа пегого запряги, Секач пусть в заводных идет.
— Рядом с вами доспех, батюшка Илья Федотович, — тут же отозвался холоп. — Я сейчас снедь собираю, наши уже кашу едят.
Действительно, разведенный возле стоянки боярина Умильного огонь уже затухал, а холопы выстроились в длинную очередь к котлу. Каждый зачерпывал каши, отходил в сторону и, обжигая губы и язык, понемногу выбирал еду из ложки, одновременно вставая в конец очереди. Разумеется, боярин в толпе не стоял — Касьян расстелил перед ним синее полотенце, нарезал хлеб, выложил кусок солонины, двух копченых судаков, поставил кувшин с любимым хозяйским медом.
— Себе тоже рыбу возьми, — разрешил Илья Федотович, затягивая ремни зерцала. Надетый поверх гибкой кольчуги доспех из трех сверкающих наведенным серебром толстых стальных пластин защищал только три, но самых уязвимых места: живот и нижние ребра на боках. Сильный удар в любое из этих мест вполне мог отбить внутренности, даже не прорезав байданы, а потому перед сечей боярин свою броню предпочитал немного усиливать. — Хворых нет? Может, кого из холопов при добре оставить?
— Помилуй, батюшка Илья Федотович! — только руками развел старый воин. — Кто же перед сечей про болячки свои признается? Здоровы все, слава Богу.