Андрей Кожухов
Шрифт:
Лучше всего было сделать попытку на пути в суд. Но в случае неожиданного препятствия - по улице мог проходить в критическую минуту отряд солдат или полицейских, похороны или свадебная процессия - нападение откладывается до возвращения конвоируемых обратно в тюрьму после допроса. В этом случае придется произвести перемену фронта. Нападение совершится в том же пункте, как наиболее удобном на всем пути, но Андрей и Василий должны ждать в другом месте. Все участники предприятия - часовые и остальные - должны двинуться по направлению к суду, образуя новую линию, с тем чтобы следить за конвоем, которому может вздуматься изменить
Осуществление этого дела было в высшей степени сложно и затруднительно. Все должно было идти с правильностью часового механизма. Малейшая задержка или промедление могли погубить все.
В воскресенье утром, когда все было готово, они проделали настоящую репетицию, чтобы убедиться, что все пойдет как следует. Роль арестованных и конвоя исполняли Маша Дудорова и Бочаров, причем последний в шутку повесил себе на левое плечо пучок веревок в форме аксельбанта, чтобы больше походить на жандарма. В назначенное время оба торжественно двинулись от тюремной площади к зданию суда, а через час возвращались обратно, причем часовые при виде их подавали сигналы, а вестовщики и нападающие проделывали все необходимые движения, как будто нападение происходило на самом деле.
В общем, все шло очень хорошо. Время и расстояние были точно рассчитаны. Все твердо знали свои роли. Несколько сигналов были заменены другими, так как они оказались недостаточно ясными на расстоянии. Словом, все было наготове. Предполагалось, что заключенных потребуют к допросу на следующей неделе - в понедельник или в среду. Так как понедельник сошел тихо, а по вторникам и четвергам следственная комиссия не заседала, то можно было рассчитывать почти наверное на среду.
Василий поднялся утром рано, в шестом часу, и в сотый раз осмотрел каждый винт в экипаже, каждый гвоздь лошадиных подков, каждую пряжку в упряжи. Все было в замечательном порядке, вычищено и смазано как бы напоказ.
Он засыпал лишнюю порцию овса лошадям и с особенным старанием выскреб их щеткой. Затем он пошел наверх, вымылся, причесался и почистил свое платье. Когда пробило восемь, он разбудил Андрея, который крепко спал, просидевши накануне до поздней ночи за работой.
Поставив самовар, Василий собрался идти в конюшню, чтобы запрягать лошадь, когда дверь отворилась и вошла Зина.
Она держала в руках корзинку для провизии, а на голове у нее была накинута серая шаль.
Конечно, она могла зайти, с тем чтобы посоветовать что-нибудь: часто хорошие мысли приходят в голову в последнюю минуту. Так, по крайней мере, утешал себя Андрей, чтобы прогнать дурное предчувствие при ее появлении.
Но когда она сняла платок, покрывавший ее рот и подбородок, и Андрей увидал ее бледное, взволнованное лицо, сердце его упало.
– Новая беда?
– воскликнул он.
– Нет. Но вот прочтите, - сказала Зина, подавая ему телеграмму из Петербурга, которую он быстро пробежал глазами.
Телеграмма была от Тараса Кострова и заключала в себе самую обыкновенную коммерческую новость, но смысл ее был очень важен. Костров от имени комитета просил отложить их попытку на три дня.
Очевидно, в Петербурге затевались что-то очень важное в продолжение этих трех дней и попытка в Дубравнике могла помешать.
Андрей и Зина
– Как тебе это понравится, - с саркастической улыбкой сказал Андрей, передавая Василию телеграмму.
В ответ Василий скомкал ее в кулак и бросил на стол, протяжно свистнув.
"А я-то как хорошо смазал сегодня экипаж и почистил лошадей!" - мелькнуло у него в голове среди грустных размышлений о неудаче.
Андрей хотел во что бы то ни стало отделаться от этого нового препятствия.
– Слишком поздно откладывать наше дело, - сказал он.
– Вовсе нет, - отвечала Зина.
– Раз оно еще не начиналось, его можно отложить.
– Но ведь это значит отказаться от него совсем. Может быть, мы теряем наш последний шанс.
– Может быть, - сказала Зина.
– Ну, в таком случае я не думаю, чтобы они могли требовать от нас такой уступки. Если же они будут настаивать, то мы, с своей стороны, имеем полное право продолжать наше дело до конца, невзирая ни на что. Ведь все было окончательно решено, подумайте! Мы работаем тут месяцами, собираемся завершить дело счастливым окончанием, и вот ради какого-то нового плана, быть может фантастического проекта, от нас требуют отказаться от дела, где речь идет о жизни трех наших товарищей. Нет, это уже чересчур. Никогда ничего не удастся сделать партии, если она будет придерживаться такой тактики!
Зина вспылила, как будто эти слова были для нее личным оскорблением.
– Не говорите глупостей, Андрей!
– вскричала она.
– Они очень хорошо знают, как обстоит наше дело. Неужели вы думаете, что они не способны взвесить так же, как и мы здесь, что повлечет за собою такая задержка? Если, несмотря на это, они послали телеграмму, значит, их дело важнее нашего. Да ведь вы сами знаете, что нам придется уступить.
Таковы были ее слова. А взгляд ее больших серых глаз говорил в то же время: "Зачем вы мучаете меня понапрасну? Неужели вы думаете, что я менее вас заинтересована в этом деле? Или что я сама не передумала этого много раз?"
Андрей нервно прикусил губы и больше не настаивал.
– Предупредили ли их, - он думал про заключенных, - что сегодня ничего не будет?
– У меня не было времени, - отвечала Зина.
– Телеграмма получилась вчера ночью, после моего свидания с надзирателем. Не видя никого на улице, они сами догадаются, что сегодня ничего не будет.
– Нет, так не годится. Они просто подумают, что мы не успели выбраться, и будут ждать нападения на обратном пути. Их нужно сейчас же предупредить. Они могут устроить так, чтобы их вызвали еще раз к допросу.
– Это правда; но как предупредить их теперь?
– Отчего бы нам с вами не выйти к ним навстречу? Увидя нас обоих на улице, пешком, они поймут, что мы пришли их только повидать и что сегодня ничего нельзя сделать.
Зине очень понравилось это предложение. Только она боялась, чтобы конвойные, заметив лицо Андрея, не заподозрили его в следующий раз, когда увидят его в другом костюме и верхом.
– Ну их, все эти предосторожности!
– воскликнул Андрей.
– Они не вспомнят моего лица, как и сотни других, которые попадутся им по дороге.