Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания
Шрифт:
Примерно полчаса ушло на то, чтобы набрать все возможные номера: своего читального зала — из читательского билета, справочных и технических служб — из книжки, лежавшей на столе. Все найденные там внутренние номера библиотеки не отвечали. Собственный его мобильный телефон с интернетом как назло разрядился. Других часов у него не было, и Гриша не мог понять даже, сколько сейчас времени: за окнами было темно, холодный обложной дождь целый день заливал задний двор Государственной рукописной библиотеки и барабанил по стёклам.
Гриша уже не мог придумать других планов спасения из каменной западни и решил хотя
Открыв дверь, из-за которой струился тёплый электрический свет, Гриша обнаружил, что это, однако, совсем не читальный зал, а одна из соседних комнат: судя по старым корешкам на стеллажах, коими была заставлена большая зала, это были кабинеты хранителей. Свет был словно зеленоватым и лился притом не сверху, а откуда-то из-за шкафов. Следуя за его отблесками, Гриша с трудом протиснулся в узкий проход между книгами и увидел наконец краешек заваленного бумагами стола с той самой путеводной настольной лампой в старинном зелёном колпаке. «Кто-то из хранителей забыл выключить свет», — только подумал разочарованно Гриша, как через мгновение заметил за столом закутанную в нечто тёмное фигуру, словно забившуюся в угол кабинета.
— Э-э-э-хмм… Простите…
— Простите! Я вовсе не…
— Я совсем не хотел…
— А я даже никак…
Гриша не сразу узнал в чёрной фигуре «грузинскую княжну», которой он пытался уступить своё место в очереди сюда с месяц назад и которую почему-то с тех пор не видал. Теперь же он решил, что она сотрудница библиотеки. А «княжна» приняла Гришу за хранителя рукописей.
— Разве библиотека уже закрылась? — спросила она с тем же своим акцентом, который придавал её речи ещё большее очарование.
Гриша собрался было ответить, но запнулся — так поразила его едва подмеченная тогда, но сейчас ставшая совершенно очевидной красота незнакомки, неземная, захватывавшая дух. О, этот изысканный изгиб носа с лёгкой горбинкой и тонкими крыльями; о, эти чёрные как смоль, тонкие как стрела, изогнутые как лук брови; о, эти алые, без намёка на помаду, изящно очерченные губы; о, эта гладкая, шелковистая кожа и — невыносимо трогательная ямочка на подбородке!.. А ещё — со вкусом подобранные серьги с бирюзой и бусы из ляпис-лазури на тонкой, поистине лебединой шее, обрамлённой причудливым вырезом тёмно-зелёного платья. О да, Гриша, конечно, чувствовал, что в голове его закрутились сплошные штампы, что ему не хватило бы каких-то настоящих, подлинных слов, чтобы описать представшую перед ним красоту…
— Недавно, да нет… давно! Впрочем, не знаю, когда закрылась…
Ему вовсе не хотелось говорить, напротив, непреодолимо хотелось молчать и в этой сумеречной тишине наслаждаться явленным ему совершенством. Григорий разом позабыл и про ночной холод, и про запертые двери, и тем паче про недочитанную рукопись. Он словно тонул в этом лице, в этих бездонных очах. Ему почему-то вдруг вспомнился эпизод из биографии Маяковского, когда тот сдавал экзамен в гимназию и на вопрос священника: «Что значит слово «око»?» — ответил: «Три фунта», — так вроде бы по-грузински… А ещё он читал где-то, что слово «око» обозначает и глубокое место в реке, и не было для него в этот момент ничего желаннее, чем раствориться в этом омуте.
Глаза «княжны» смотрели на Григория действительно удивлённо, но вдруг ему подумалось, что, должно быть, удивление это вызвано его странным косноязычием и чудаковатым поведением, — не дай бог, ещё примет его за ненормального, коих, сказать по чести, в Государственной рукописной библиотеке водилось немало… Гриша взял себя в руки и твёрдым, почти торжественным голосом заявил:
— Раз уж нам предстоит вместе с вами коротать здесь эту тоскливую ночь, давайте хотя бы познакомимся. Меня зовут Григорий Фоменко, научный сотрудник Отдела апокрифической литературы Института древнерусской культуры.
Выпалив это, Гриша замялся и сник, подумав, что его слова про «коротать вместе ночь» могут быть поняты неправильно… то есть на самом-то деле правильно, но не говорить же об этом вот так прямо… Однако незнакомка отреагировала на Гришину тираду совершенно невозмутимо:
— Очень приятно, Григорий. Я Нина. Нина Туманишвили. Я работаю в Тбилиси, в Институте древних рукописей.
— А, это как Матенадаран в Ереване? — перебил её Гриша и снова осёкся: какую же он глупость сморозил!
— Да, примерно так, — столь же невозмутимо ответила Нина и замолчала.
Беседа пока не клеилась, но Гриша решил не отступать и продолжил:
— А позвольте поинтересоваться: чем именно вы занимаетесь? Я вот изучаю древние апокрифы, а здесь работаю над славянским переводом жития апостола Андрея. Но это по просьбе одного своего афонского коллеги. — Гриша опять запнулся, подумав, не слишком ли бесцеремонно он полез к Нине в душу.
Но та лишь слегка улыбнулась и, к удивлению Гриши, — может, из-за упоминания Афона — ответила. Говорила она как-то по-особенному, так что всё в Гришиной душе ежесекундно переворачивалось:
— Раз уж вы и вправду считаете, что нам предстоит здесь коротать всю ночь, то отчего бы и не рассказать. То есть, знаете, не хочу показаться невежливой, но, может быть, другому человеку и не рассказала бы. Дело вовсе не в вас лично, просто то, чем я сейчас здесь занята, — вещь некоторым образом странная и несколько даже тайная. Однако вы только что упомянули имя апостола Андрея, и теперь я надеюсь не только на его, но и на вашу помощь!
— Да, конечно. Продолжайте. Я весь внимание…
— Итак, я уже давно занимаюсь историей своей святой покровительницы — равноапостольной Нины, просветительницы Грузии, и её житиями. Вы, наверное, не очень в курсе этого вопроса, так что позвольте немного погрузить вас в него.