Андрей Рублев
Шрифт:
– Ступай!
Андрей отвесил поясной поклон.
– Правду молвил, что образ твое сотворение?
– Аль стану враньем грешить.
– Ступай…
4
Сомневаясь, что своенравная Феодотия допустит его к игуменье, Андрей на следующее утро, после ранней обедни, обратился с просьбой к настоятелю храма, отцу Ираклию.
Священник отнесся к просьбе с пониманием, дав обещание при случае ее выполнить. Видя доброжелательность священника и желая проверить искренность Феодотии, Андрей осведомился о здоровье игуменьи, но, сославшись на то, что не стоит вести
Садик священника невелик. Растут в нем черемухи, кусты малины и расставлены ульи. Сев на завалину под окном с резным наличником, Андрей повторил свой вопрос, и священник, на минуту задумавшись, сообщил, что игуменья пребывает в монашестве сорок лет, обличием она по всем статьям видная, но горбатая. Из-за этого и старается реже показываться людям на глаза. Помянув о разумности матушки Рипсимии, священник подчеркнул, что она женщина на удивление начитанная и мудрая толковательница Божественных истин Священного Писания и что благолепое украшение храма резьбой сделано по ее настоянию.
Сплетая слово со словом, священник поведал, что хозяйка обители из простого сословия. Всегда чутка к нуждам черных людей. А Феодотия старается отгородить ее от простого народа и охотно допускает к ней богомольцев от боярства и купечества. Но монастырь на отшибе, и знатные богомольцы в нем не часты.
5
Феодотия обещание выполнила. В субботу после обедни Андрей был допущен к игуменье. Накрапывал дождь, когда Андрей в чистой рубахе и с волосами, намасленными из лампадки, в сопровождении послушницы вошел в монастырский сад и направился по дорожке, усыпанной речным песком, к покоям игуменьи.
Игуменья вошла в горницу быстрым шагом. Благословила Андрея. Он хотел встать на колени, но монахиня твердо сказала:
– Не трудись! Дай взглянуть, каков ты. А ведь и впрямь молод.
Священник, описывая игуменью, умалил ее внешность. Перед Андреем стояла высокая, худощавая, сутулая из-за горба, красивая женщина с большими карими глазами под перышками густых ресниц.
Суконная ряса игуменьи опоясана аксамитовым синим поясом, на голове камилавка, на груди на серебряной цепочке деревянный крест с серебряным накладным распятием. Горошины четок обвивают левую руку.
Оглядев Андрея, игуменья села в кресло и спросила:
– Кто благословил тебя на живописание святых икон?
– По повелению отца Сергия из Радонежа постигал мудрость иконописания у отца Паисия.
– Подай икону с аналоя.
Взволнованный Андрей подал свою икону.
– Ноне писана?
– Ноне по весне.
– Сколь ни гляжу на нее, а всякий раз лик Матери Божьей вижу инако. Однако должна тебе сказать, – не отводя взгляда от Андрея, начала игуменья, но, заметив его волнение, смолкла, а потом продолжала: – Не знаю, как и сказать о своем сомнении. Не хочу неверным высказом обидеть тебя. В моем грешном понимании всякое сотворение – это чудесное явление Господней милости. Милости, сотворенной разумом и руками человека для его житейской благости.
Размотав на руке четки, игуменья, перебирая их горошины пальцами, говорила:
– Икона, тобой написанная, с первого погляда опалила меня радостью от удивления. Взглянув на нее, трудно взор отвести. А ежели и отведешь
Игуменья, задумавшись, встала и, подойдя к аналою, положила икону на раскрытую книгу, пристально глядя на Андрея, спросила:
– Истова ли твоя вера в Господа? Не одолевают ли тебя непонимания истин Святой церкви? Спрашиваю о сем потому, что уж больно четко на твоей иконе выявлена сходность божественного лица с человечьим.
Увидев, как склонил голову Андрей, игуменья подошла к окну и, глядя в него, тихо сказала:
– Слушая меня, волнением себя не изводи. Беседуя с тобой, хочу дознаться, нет ли в сем сходства греховной силы, коя через очи приковывает внимание разума к горению красок, а не к божественности лика, написанного ими. В этом мое сомнение. Нарушены на твоей иконе незыблемые каноны иконописания. А смеет ли живописец рушить каноны, узаконенные Святой православной церковью?
– В минувшие века Христова церковь на Руси, матушка, приняла иконописание из Византии. Грешен ли тем, что, уродившись на Руси, осмелев, замыслил творить иконописание, несходное с византийским. Русь верит в Господа по складу своего разума, сердца и души.
– А примет ли Церковь твой замысел? Чать, иконы, кои везде повидал, не схожи замыслом с твоей.
– Но ведь каноны узаконены людьми?
– Верно. Людьми, коих Господь мудростью своей на сие вразумил. По-скорому обо всем судишь, потому молод. А всегда ли молодая смелость благостна? Погоди. Скажу тебе, что в обители согревает молитвой грешную душу инокиня Ариадна. Разумная голубица, наделенная правильным пониманием Божьих истин и не без смысла в иконной живописи. Идя на беседу с тобой, велела и ей прийти. Пусть глянет на твою икону, может, и слово какое скажет. За одарение спасибо. Принимаю икону. Верно рассудил, что не надобно на ней оклада. Что повидала тебя, тоже довольна. Суждениями смел, но не без разума. Взгляд твой без утайности, а такой взгляд – кольчуга для совести. Чуть не позабыла. Феодотия поминала, что у тебя спрос ко мне водится?
– Дозволь дознаться, милостивая матушка.
За дверью раздались слова молитвы:
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
– Аминь, – ответила игуменья и, улыбнувшись, сообщила: – Пришла Ариадна.
В горницу вошла монахиня в апостольнике и, испуганно отшатнувшись, замерла у порога.
Андрей видел перед собой боярыню Ирину.
– Андреюшко!
Перед глазами Андрея завертелись красные шары. Он хотел шагнуть, но, покачнувшись, рухнул на пол. Кинулась к упавшему инокиня, громко позвала:
– Андреюшко!
Но Андрей из-за беспамятства голоса ее не слышал…
Глава пятая
1
Осень пришла в сухих лаптях. Докучливыми дождями не донимала. Похожая была по нраву на осень приснопамятного Куликова года. Но осень не без причуд: людям студеностью спины щекотала, жухлую траву, бурьян с крапивой сединой инея украшала, а он на солнышке долгонько не водянился капельками.
Радовалась Русь, – миновало лето без татар и без удельных побоищ. Народ дивился на то, что князья устали друг на друга ощериваться, будто стали понимать, что от их смут мало утехи. Сегодня можайский князь соседу бока намнет, а завтра сосед, оклемавшись, на разорителя в отместку красных петухов пустит.