Андрей Ярославич
Шрифт:
И еще — думал о том, что битва с Фильнеем как раз и пришлась на то время, когда отец строил свои планы об Андрее. Это ведь тогда Бэла IV Венгерский, нынешний сват и союзник Даниила, двинул на Галичину войско полководца своего, бана Фильнея, насмешливо названного в Южной Руси «Филей прегордым». И вместе с воинами Фильнея двигались польские дружины Флориана. Встали под Перемышлем, но со штурмом не спешили. Рыцарскую игру — турнир — устроили. И союзника Бэлы, одного из черниговских князей, Ростислава Михайловича, вышиб из седла польский рыцарь. А Даниил послов направил к мазовецкому князю Конраду, к литовцу Миндовгу — просить воинской помощи… А меж тем выступил дозорный отряд Андрея дворского. И за ним — войско Даниила. И над войском орел пролетел — вестник победы… В той битве отличились Даниилов брат Василько и дворский Андрей. Напрочь были разбиты Фильней, Флориан и Ростислав…
Имя этого Ростислава отец поминал Андрею. Кажется, был этот Ростислав Михайлович в родстве с болгарским родом царей Асеней, породнился с ними
…Андрей корил себя за то, что не догадался прежде сам завести разговор о летописании. Позабыл именно об этом, увлеченный новыми впечатлениями, новыми своими мыслями. И Даниил о летописании не поминал- к слову не пришлось. И, может быть, Андрей и вовсе не узнал бы о летописании галицко-волынском, если бы не Константин.
Время, положенное Андреем по согласию с Даниилом для отъезда Андреева, приближалось. И в одни солнечный чудесный день на прогулке верхом в окрестностях Галича Андрей завел с Константином беседу обо всем том новом и интересном, что успел повидать в Данииловых владениях. И вот Константин и спросил, а что рассказывали Андрею о галицком и холмском летописании князь Даниил Романович и дворский. Тотчас Андрей закидал друга вопросами, вспомнил свои споры с Кириллом, свое раздражение, оттого что Кирилл правит летописанием владимирским. Константин отвечал, что до своего отъезда в Никею Кирилл ведал и летописанием в Холме, но после отъезда Кирилла галицкое и холмское летописание — в руках епископа Иоанна, люди епископа ведут записи, которые доставляются князю, и тот сам эти записи читает, ибо грамоте учен…
Андрей, конечно, загорелся желанием побеседовать с этими летописцами, увидеть, как летописание творится. Оказалось, это возможно.
— Завтра отец мой будет у епископа, Иоанн самолично записывает отцовы рассказы о битвах и походах. И ежели сыщется у тебя время…
Но даже если бы у Андрея нашлись какие-нибудь неотложные, очень важные дела, он отложил бы их, оставил ради посещения палаты летописной. И в другой день ждал Константина с нетерпением.
Слуга доложил Иоанну о приходе князя Владимирского, и тотчас их впустили. Дворский уже сидел против Иоанна. Андрей и Константин подошли под благословение, после чего Андрей тихо попросил епископа, чтобы тот не прерывал своего занятия. Тихо присел Андрей на лавку у стола и сделал знак другу сесть рядом.
Дворский будто и не замечал их, был весь в рассказе своем. Сейчас он говорил об отце Даниила, Романе, именем коего «половци дети страшаху», я вдруг перешел на юность самого Даниила Романовича, заговорил жарко о битве с тартарами на Калке-реке, когда распаленный Даниил даже не заметил своей раны…
Андрей слушал и смотрел на дворского. Это был великий полководец, но лицо его, словно бы опаленное этим дыханием его искреннего восторженного рассказа, виделось немного смешным — дряблое, с такими повисшими мешочками щек, усы висячие, и темные глаза навыкате глядят сейчас восторженно, весело и чуть безумно…
Один в своих покоях Даниил размышлял. Подобно многим значимым для истории правителям, он любил такие вечерние часы раздумий наедине с собою. Солнце заходило, день уходил в ночь, свет переливался в тьму. И возможно было наедине с собою и осуждать себя, и решаться на многое, страшное даже, и в мыслях своих просить прощения у людей таких, у кого не попросишь прощения въяве…
Сильно глянулся Даниилу юный Андрей. И сам Андрей, отзывчивый на ласку и доброту, потянулся душою, прилепился уже к этому доброжелательному от сознания своей силы человеку.
Даниил вспомнил вчерашний, покамест последний свой разговор с Андреем, как заговорил Андрей снова о прародиче своем Андрее Боголюбском, а заговаривал о нем часто, и видно, что чтил память о нем, во многом за пример для себя почитал. Но на этот раз Даниилу вдруг захотелось кое-что высказать своему гостю начистоту. И когда Андрей вновь повторил о Боголюбском: «Мой предок», Даниил с видимым, но чуть притворным спокойствием проронил:
— Не твой он предок, Андрей. Мой он предок, Александра, твоего брата, предок; мы все трое — самодержцы природные, чего скрывать… А ты — нет, ты — другое…
И Андрей спросил искренне, доверчиво:
— Кто же я? И кого мне в прародителях числить?
И Даниил отвечал тоже с искренностью:
— Неведомо…
И задумался Андрей печально, прекрасный юноша, беззащитный светлый князь…
В самую первую их беседу показалась речь Андреева Даниилу детской сказкой. Отец Андрея, Феодор-Ярослав, предлагал князю Галицко-Волынскому нечто подобное. Но с Ярославом надо было держать ухо
О Конраде, наследовавшем Фридриху, мыслил Даниил… Возможен ли союз с Конрадом? Если бы Манфред, другой сын Фридриха… О храбрости Манфреда известно Даниилу… Но Манфред сейчас не признан законным сыном… После смерти отца… Но об этом обо всем еще думать следует… Покамест венгры и литовцы — союзники Даниила, и это хорошо… Но смысл Даниилу внятен… Южнорусский союз! Исконная Русь против Орды и Александра… И если сейчас Даниил не попытается поддержать Андрея, после никогда себе не простит… И ведь всегда возможно отступить, переждать… Ведь уехал он в польские земли, когда Батый взял Киев… Всегда возможно… отступиться!.. Нет, не предать, но если… Если столкновение открытое с Ордой и Александром будет означать гибель его, Даниилова королевства… Но не думать об этом теперь, не думать!..
Даниил принял решение и сам для себя знал, что решение принято. Но как часто бывает в подобных случаях у людей сильных, он немножко обманывал себя; сам для себя делал вид, будто ставит свое решение в зависимость от воли подчиненных ему и слабых людей…
Он уже подошел к высокой дубовой двустворчатой двери в дочернины покои. Стражники издали приметили его, отступили, впуская с почтением. Он сам распахнул двери. Сенная боярыня поспешила докладывать королевне о нежданном приходе отца. Он вошел в передний покой приемный, сел и ждал. Скоро дочь вышла к нему. Наверное, теперь она не показалась бы Андрею такой неземной песенной принцессой. В длинном распашном платье пестром, накинутом поверх светлой сорочки — подол виднелся неровно, — в легких парчовых туфельках на босу ногу — и волосы крупноволнистые, золотисто-огнистые распущены по плечикам — ниже плеч спадали — она виделась просто красивой худенькой девочкой с розовым нежным личиком… Она подошла поближе к отцу, сплела пальчики опущенных рук и улыбнулась нежной, чуть смешливой улыбкой… Он велел ей сесть против него… Она послушно села и все улыбалась…