Андрей
Шрифт:
— Мы уже обсуждали это. Ещё раз почувствую твою кровь на языке — и
ты не жилец. Меня же потом ничто не остановит…
Она умела выкарабкиваться сама. Мои стремления помочь и поддержать редко принимались. Казалось, ей трудно поверить, что хоть что-то в этом мире может быть дано тебе даром. Она привыкла платить сразу и ненавидела брать в долг. Любой подарок, любая услуга, вплоть до подачи руки в транспорте или пропуска в живой очереди, могли быть истолкованы ею как первый шаг к ограничению её свободы. Свободы собственного выбора Добра и Зла. С последующим неким обязательством расплатиться той же монетой, иначе космическая гармония
Я приучал её к доверию, медленно-медленно, постоянно срываясь и начиная сначала, шаг за шагом, словно дикую, неприступную лань, заблудившуюся в горах многоэтажных глыб наших микрорайонов. Даже её имя было созвучно этому образу: Лана — лань…
Я думал, это случайность. Пока однажды не увидел старый герб Донского казачьего войска — олень, пронзённый стрелой. На некоторых рисунках вместо оленя была изображена лань. Оленю стрела вонзалась в спину или грудь, а лани — в круглый живот. Так, словно хотели убить не только её, но и возможного детёныша.
Лана знала, что во мне казачья кровь, что я служил снайпером и, значит, умею стрелять. Знала и всё равно оставалась рядом. Смерть оленя на гербе была символом охоты, победы человека над природой, власти смерти над свободой и волей, силы над красотой. Моей победы над Ланой…
Только сегодня поступили зодиакальные карты и расчёты города. Всё, как и предполагали наши специалисты. Если до этого мы имели опыт работы в аномальных зонах, так называемых местах силы, то здесь расположена совершенно другая ипостась сопротивления. Город поставлен по определённому сочетанию звёзд, изначально равномерно распределяясь по обоим берегам Волги, она делит его, словно инь-ян, при истечении в Каспий. Каспий — самое непонятное, мистическое и малоизученное море в мире. Оно, словно озеро, не имеет выхода в океаны и постоянно меняет свой уровень. Есть исторические данные о его наступлении и отступлении на десятки километров, оно словно само выбирает свои границы каждые три столетия. Мы столкнулись с самостоятельно дышащей местностью. Теперь понятно, что так привлекало и звало сюда древних. Здесь они воссоединялись с Ланью — Праматерью Сущего, и она принимала их в своё лоно. Мы же пытаемся войти силой…
— Привет, прости, что опоздала. — Лана слегка коснулась губами моей щеки. — Я жутко замёрзла. Здесь подают глинтвейн?
— Сейчас спрошу. — Я усадил её за стол и обнял, стараясь накрыть её холодные пальцы одной своей ладонью. Её заметно знобило, знакомая официантка сочувственно округлила глаза и на мой вопрос о горячем вине кивнула утвердительно. Даже если они и не варят его весной, то для нас сделают, всё-таки мы постоянные клиенты…
Говорить ни о чём серьёзном не хотелось; пока Лапа не отпила два больших глотка глинтвейна, мы просто молчали. Я слушал её руки. Они говорили об усталости, тоске, одиночестве, о чём-то неразделённом и проходящем, о неуверенном и полузабытом, о вечном и познаваемом, а потому невыносимо неприемлемом.
Мне трудно лаже приблизительно описать эти токи, что бились под тонкой кожей, когда я гладил её пальцы. Проводил ногтем мизинца по линиям, нервным и глубоким, её ладони, спотыкаясь на узлах и перекрестьях, словно заблудившийся путник на неровной дороге звёзд. Иногда мне казалось, будто бы весь Млечный Путь вырезан там, от холма Венеры до бугра Луны, и тогда я мог реально заблудиться в её руках, остановиться,
— Знаешь, у каждого из нас есть свой двойник, внутренний голос. Кто-то его слышит, кто-то нет, кто-то называет его ангелом-хранителем, а кто-то просто инстинктом самосохранения. Так вот, у меня его нет.
— Объясни. — Я чувствовал, что она идёт издалека и разговор выльется совсем в другую тему, но принимал её правила и условия.
— Хорошо. Уже не споришь. Спрашиваешь. У таких, как я, внутренний голос, как правило, отсутствует. Но у меня есть двойник — мое «я». Не голос. Не советчик, помогающий смотеть изменённым взглядом. Двойник! Полноценное «я», от и до, которое в любой миг может отделиться и смотреть на мои поступки со стороны. Это бывает очень интересно порой. И страшно тоже, и познавательно. Видеть, что делает твоё тело, наблюдать отрешенным взглядом собственные эмоции и поступки. Оценивать себя непредвзято, без малейшего снисхождения к тому, что со мной происходит или как себя веду.
— В чём плюс такого знания?
— В том, что «я» может по своей воле остановить жизненный путь тела. Просто сказать: довольно, все эмоции испытаны, все чувства пройдены, прочтён весь спектр задач, поставленных Абсолютом. И, не напрягаясь, уйти. Подумай сам, что может быть желаннее возможности покинуть этот мир по своему же разрешению, без жалости, без страданий, без сомнений, в тот момент, когда это будет лишь твоим осознанным желанием…
— Похоже на суицид.
— Нет. Чушь! Не самоубийство, а уход. Двойник просто уходит в иные сферы, и тело больше не нуждается в жизни, его путь пройден.
— И что потом?
— Всё! — Она вскинула на меня пылающий сталью взгляд. — Хватит! Хочешь обидеть?!
— Нет, просто устал бродить в темноте. Все эти разговоры об уходе связаны с той могилой! Я. проверил. Там действительно гибли люди. Их смерть отнесена к несчастным случаям или недорасследована по причине недостатка, а то и полного отсутствия улик. Кто это делает? Демон, заключённый в кургане?!
— Там нет демона…
— А кто там есть? Какая сила? Почему иногородние энтузиасты, рискуя жизнью, лезут в наши степи? Кто или что толкает их на это?
— Слишком много вопросов. Не ставь мне условий…
— Ты требуешь от меня беспрекословного подчинения и слепой веры, но не веришь сама.
— Я никому не верю. Вообще. У меня сам орган веры вырезан, ясно? Но это не значит, что я не вижу различия между плохим и хорошим человеком. Когда после посвящения меня отпоили кровью, я несколько дней не могла смотреть на людей, я испытывала к ним лютую ненависть. Тогда Старшие научили меня одной практике — видеть истинную сущность человека.
— Ауру?
— Нет. Аура — это сияние энергетических чакр вокруг тела. На ваших иконах она изображена как нимб у христианских святых, чтоб тебе было понятнее. А сущность — некий серый сгусток туманной массы, может быть, и не прямо такого уж серого цвета, я называю их так, чтобы обозначить отрицательно заряженные частицы. Я видела людей с отрицательными и настолько плотными массами энергий, что уже точно знала, кого надо избегать. Хотя они более предсказуемы, а значит, управляемы. Видела и, наоборот, тех, чей сгусток сиял такой ослепительной белизной, что от одного присутствия такого человека на улице могли разойтись тучи и озариться мир. Но большинство просто серые… Какой смысл им доверять…