Ангел бабла. Трилогия. Часть 3
Шрифт:
Светка поймала себя на мысли, что не только повторяет про себя каждое слово участников диалога, но и совершенно автоматически копирует их жесты. Она с удивлением взглянула на свой фужер, который еще несколько секунд назад был полон до краев…
– Давай не будем кокетничать друг перед другом, – бодро мотнул белобрысой шевелюрой Билли, – времена дядюшки Печчеи и его наивных единомышленников–говорунов давно уже прошли. Так нелюбимый вами наш зеленый доллар до сих пор диктует миру свои правила игры.
– Но за это вино, – Антонио лукаво кивнул на опустевший графинчик, – мы будем расплачиваться евро, которые
– Не перегибай палку, дружище, – поморщился американец. – Не мы, американцы, а вы, итальянцы, еще в древние времена заметили: «Деньги не пахнут»! Какая разница: доллары или евро? И вы, и мы сейчас находимся в одной лодке и нам вместе выбираться из кризиса.
– В который, кстати, нас, европейцев, втянули вы, американцы!
– Антонио, – Билли жестом попросил хозяина принести еще вина, – ты экономист. Кому, как не тебе знать, что у нас, по существу, единая финансовая система. И не только она нас объединяет. Мы с тобой глобалисты не просто по убеждению. Глобализм для нас стал больше, чем религия. Ты прекрасно понимаешь, что сейчас у руля Римского клуба стоят отставные политики, люди мудрые, опытные, с железной хваткой, но в почтенных годах. Лишь временно мы ходим у них в помощниках. Пройдет пять, от силы семь лет и вопросами управления миром будем заниматься мы с тобой и еще несколько наших ровесников. В том числе, конечно, и Алексей, который так упорно молчит.
– Простите, просто у меня скверный английский, – комично скривился третий участник встречи. – Понимаю хорошо, но нет разговорной практики.
– Не переживайте, Алексей, – широко улыбнулся Билли. – Скоро вся ваша Россия будет говорить по-английски, и вы в том числе. А пока поезжайте в Нью-Йорк, попрактикуйтесь.
– Я больше Германию люблю, – замотал головой парень в джинсах.
– Скоро стараниями Билли и таких, как он, вся Европа, включая Германию и мою бедную Италию, будут говорить на языке Вильяма Шекспира и Джонатана Франзена.
– Сравнил: Франзен и какой-то там, как ты сказал, Шекспир?! – усмехнулся Билли.
– Похоже, парни, с такими глубокими знаниями классической литературы вы точно будите править миром, – улыбнулся Алексей.
– Если нас не проглотят по дороге такие же ненасытные циники, как и мы с вами, – расхохотался Антонио. – Знаете, парни, я ведь прекрасно понимаю, что глобальное управление миром, в том виде, в каком предполагает Билли, будет представлять собой ярко выраженную англо-саксонскую модель. И здесь, в моем родном Риме, в этом симпатичном месте, – он обвел руками ресторанчик, – будут продавать ваши чертовы гамбургеры, чизбургеры и прочую дрянь, которую еще выдумают такие же умники, как и ты. И в вашей России, Алексей, кстати, тоже.
– Прекрасно, Антонио, – дурашливо поклонился Билли. – Как будущий президент Римского клуба, даю тебе слово джентльмена, что «ER BUCHETTO» будет стоять незыблемо, как Колизей. Это славное местечко, клянусь тебе, станет символом нашей нерушимой мужской дружбы.
– Ты прямо, как Герцен, а я, стало быть, как Огарев! Они тоже в юности клялись на Воробьевых горах в вечной дружбе. А потом Герцен взял да и отбил у Огарева его жену. А Алексей – вылитый Чернышевский, которому на это было наплевать, – саркастически сказал Антонио.
– Герцен? Огарев? Чернышевский какой-то.
Антонио смачно фыркнул и капли красного вина забрызгали ему полы кремового пиджака.
– Да, Билли, не бывать тебе президентом Римского клуба! Ты же себя считаешь специалистом по России. Эти парни – русские.
– Русские? – искренне удивился американец. – Ну, пока они будут решать свои дела в любовном треугольнике, мы сумеем создать свой мировой порядок. Кроме того, зачем нам они? У нас уже есть свой парень – Алексей Завальный, – он элегантно сделал полупоклон в сторону парня в клетчатой рубашке.
– Билли, – стал задыхаться от хохота его собеседник, – эти парни умерли еще в девятнадцатом веке!
– Не повезло! – пожал плечами рассудительный Билли. – Но русским мы все равно надерем задницу, как и тогда, в начале девяностых, когда пустили их по миру и развалили Советский Союз! Наступило время американских русских, таких, как наш друг, – приподнял он свой бокал красного вина и опять кивнул в сторону Алексея.
Светка судорожно сделала еще один глоток, беспомощно взглянула на вновь опустевший графинчик, и какое-то странное чувство охватило все ее существо. Ей было обидно за свою страну, ей был ненавистен этот сытый и холеный Билли, она впервые в жизни с явной неприязнью подумала о предрекаемой собеседниками тотальной глобализации планеты.
Она жестом показала владельцу ресторана на опустевший графинчик, что, впрочем, было напрасным, поскольку он уже предупредительно ставил ей на стол новую порцию вина.
– Все бы ничего, – рассудительно сказал Антонио, – мне не очень жаль русских, но я хорошо понимаю, что пятьдесят семь миллионов моих соотечественников в скором времени мало чем будут отличаться от вас, американцев.
– Ну и что в этом плохого? – искренне удивился Билли. – Мы лучше будем понимать друг друга. Поверь, через сто лет все на этой планете будут американцами, ничего страшного в этом нет. А чизбургеры, кстати, не такая уж плохая еда.
Сама не понимая, что делает, Светка взяла в руки полный графин вина и блуждающей походкой подошла к соседнему столику. Собеседники с легкой иронией посмотрели на подвыпившую девушку. Все происходило, словно в замедленном кино: мужчины неспешно разглядывали Светку. Их глаза, еще недавно как будто отсутствовавшие на лицах, постепенно проступали на фоне холеных физиономий. Они были похожи на фотобумагу, погруженную в проявитель: глаза проступали все резче и резче. Они смотрели на Светлану сначала немного удивленно, потом иронично, потом – почти испуганно.
– Это тебе за Советский Союз, – тщательно выговаривая английские слова, пояснила Светка, медленно и печально выливая ровно половину графина на голову Билли. – А это тебе за Герцена, Огарева, их общую жену и Николая Гавриловича Чернышевского, – так же, не торопясь, пояснила она итальянскому Антоше, опрокидывая на него оставшуюся часть красненького.
Собеседники застыли, как Ромул и Рем, присосавшиеся к титькам легендарной капитолийской волчицы. Вино тоненькими струйками стекало по их шикарным костюмам. Хозяева ресторанчика наблюдали за происходившим с блаженным напряжением, словно нападающий сборной Италии один на один выходил на вратаря сборной Испании.