Ангел для сестры
Шрифт:
Завязывая на ходу галстук, я иду на кухню. Моя квартира – произведение искусства. Тут нет ничего лишнего – чистый минимализм, но имеющееся – самое лучшее из всего, что можно приобрести за деньги: единственный и неповторимый черный кожаный диван; телевизор с плоским экраном на стене; запертый на ключ стеклянный шкаф, наполненный первыми изданиями книг с автографами писателей вроде Хемингуэя и Готорна; кофемашина импортирована из Италии; холодильник с отдельной морозильной камерой. Я открываю его и обнаруживаю одинокую луковицу, бутылку с кетчупом и три бобины
Это вовсе не удивительно – я редко ем дома. Джадж так привык к ресторанной еде, что, если бы в его горло вдруг проскочил шарик сухого корма, он не признал бы это за пищу.
– Что ты думаешь? – спрашиваю я пса. – «У Рози» тебе понравится?
Он лает, а я надеваю на него упряжь собаки-поводыря. Мы с Джаджем вместе уже семь лет. Я купил его у заводчика полицейских собак, но пса специально обучили для моих нужд. Что касается клички, ну какому адвокату не хочется то и дело сажать судью в клетку?
«У Рози» – заведение, каким мечтал бы быть «Старбакс»: эклектичное и старомодное, набитое постоянными посетителями, которые в любое время дня читают русскую литературу на языке оригинала, или подводят баланс бюджета компании на ноутбуке, или пишут сценарий для фильма, заправляясь кофеином. Мы с Джаджем обычно заходим сюда и садимся за наш обычный столик в дальнем конце зала. Заказываем двойной эспрессо, два шоколадных круассана и бесстыдно флиртуем с Офелией, официанткой, которой всего двадцать один год. Но сегодня, когда мы появляемся, этой милашки нигде не видно, а за нашим столиком сидит какая-то чужая женщина и кормит ребенка в коляске пончиком с творогом. Это совершенно выбивает меня из колеи, и Джаджу приходится тащить своего хозяина к единственному свободному месту – табурету у стойки, которая обращена к улице.
Семь тридцать утра, а день уже испорчен.
Подходит с блокнотом худой, как завзятый героинщик, парнишка; на брови нанизано столько колечек, что она напоминает палку для занавески в ванной. Парень видит у моих ног пса.
– Прости, чувак, с собаками нельзя.
– Это собака-поводырь, – объясняю я. – Где Офелия?
– Она ушла, приятель. Сбежала вчера.
Сбежала? Люди все еще так поступают?
– С кем? – спрашиваю я, хотя это не мое дело.
– С каким-то артистом, который устраивает перформансы – лепит из собачьего дерьма бюсты мировых лидеров. Типа это такой вызов.
Я чувствую укол боли из-за бедняжки Офелии. Вот что я вам скажу: любовь обладает преходящим постоянством радуги – красива, пока вы ее видите, но, стоит вам моргнуть, может исчезнуть.
Официант сует руку в задний карман и протягивает мне пластиковую карточку.
– Вот меню на Брайле.
– Я хочу двойной эспрессо и два круассана, и я не слепой.
– Тогда зачем вам Фидо? [12]
– У меня атипичная пневмония. Пес прикрепляет ярлыки к людям, которых я заражаю.
12
Фидо –
Официант, похоже, не догоняет, шучу я или нет. Потоптавшись, он неуверенно уходит за кофе.
В отличие от моего обычного места, отсюда видна улица. Я смотрю, как пожилая леди едва уворачивается от резко подрулившего к тротуару такси; мимо окна, приплясывая, проходит парнишка с радиоприемником на плече, в три раза превосходящим по размеру его голову. Одетые в форму приходской школы близнецы хихикают, прикрывшись журналом для подростков. Женщина со струящимися черной рекой волосами роняет стаканчик с кофе и обливает себе юбку.
Внутри у меня все замирает. Я жду, когда она поднимет голову, чтобы посмотреть, та ли это женщина, о которой я подумал, но она отворачивается от меня, вытирая одежду салфеткой. Автобус разрезает мир пополам, у меня звонит мобильник.
Я смотрю на входящий номер и ничуть не удивляюсь. Сбрасываю звонок, даже не удосужившись ответить матери, и оглядываюсь на женщину за окном, но к тому времени автобус уже ушел, и она тоже.
Я вхожу в кабинет и на ходу отдаю распоряжения Керри:
– Позвони Остерлицу и узнай, сможет ли он выступить в качестве свидетеля на процессе Вейланда. Составь список истцов, которые возбуждали дела против «Нью-Ингленд пауэр» за последние пять лет. Сделай копию решения по Мельбурну и позвони Джерри в суд, спроси, кого назначили судьей на слушаниях по делу Фицджеральд.
Керри смотрит на меня. Звонит телефон.
– К слову сказать… – Она кивает в сторону входа в мое внутреннее святилище.
Там с банкой профессионального чистящего средства и замшевой салфеткой в руках стоит Анна Фицджеральд и полирует дверную ручку.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
– То, что вы сказали. – Она смотрит на собаку. – Привет, Джадж.
– Тебе звонят по второй линии, – перебивает нас Керри.
Я смотрю на нее многозначительным взглядом, мол, зачем она пустила сюда эту девчонку, мне не понять, и пытаюсь пройти в кабинет, но Анна намазала ручку чем-то жирным, и ее не повернуть. Несколько секунд вожусь с ней, но наконец Анна накрывает ручку салфеткой и открывает дверь.
Джадж делает кружок по полу, чтобы найти себе удобное место. Я давлю на мигающую огоньком кнопку переговорного устройства:
– Кэмпбелл Александер.
– Мистер Александер, это Сара Фицджеральд, мама Анны Фицджеральд.
Я держу паузу, глядя на ее дочь, полирующую ручку двери в нескольких шагах от меня.
– Миссис Фицджеральд, – наконец произношу я, и Анна, как и ожидалось, обмирает.
– Я звоню, потому что… ну, вы понимаете, все это какое-то недоразумение.
– Вы составили ответ на жалобу?
– В этом нет необходимости. Вчера вечером я поговорила с Анной, и она не собирается продолжать этот процесс. Она хочет сделать все возможное для Кейт.