Ангел для сестры
Шрифт:
Сара отступила назад, ожидая от меня – и от Анны – возражений. Я посмотрела на Анну. Она поймала мой взгляд и качнула головой, умоляя оставить пока все как есть.
Кого она защищает – мать или себя?
В моей голове пронеслось: «Анне тринадцать. Анна живет с матерью. Мать Анны – адвокат противной стороны. Как она может жить в одном доме с матерью и не поддаться ее влиянию?»
– Анна, я завтра позвоню.
Не попрощавшись с Сарой Фитцджеральд, я покинула ее дом и направилась туда, куда не хотела идти больше всего
Офис Кемпбелла Александера был именно таким, каким я его себе представляла: на верхнем этаже небоскреба из черного стекла, в конце коридора с персидской ковровой дорожкой. Две тяжелые двери из красного дерева охраняли вход от разного сброда. Сидящая за массивным столом секретарша с фарфоровым личиком и с наушником под копной волос. Не обращая на нее внимания, я подошла к единственной закрытой двери.
– Эй, – крикнула она. – Туда нельзя.
– Он ждет меня.
Кемпбелл что-то быстро писал, не поднимая головы. Рукава его рубашки были закатаны по локоть.
– Керри, – сказал он, – посмотри, можно ли найти какие-то записи Дженни Джонса по делу о близнецах, которые не знали…
– Привет, Кемпбелл.
Он перестал писать. Потом поднял голову.
– Джулия! – Он вскочил, как школьник, которого застали за непристойным занятием.
Я вошла в кабинет и закрыла за собой дверь.
– Я опекун-представитель, назначенный по делу Анны Фитцджеральд.
Собака, которую я сначала не заметила, села рядом с Кемпбеллом.
– Я слышал, ты поступила на юридический.
«В Гарвард. Получив право на бесплатное обучение».
– Провиденс – небольшой город… Я все время надеялся… – Его голос затих, и он покачал головой. – Я думал, мы встретимся раньше.
Он улыбнулся мне, и я вдруг снова почувствовала себя семнадцатилетней. Снова вернулась в то время, когда поняла, что в любви нет правил, что больше всего желаешь того, что недоступно.
– Нетрудно избежать встреч, если захотеть, – ответила я холодно. – Кому как не тебе этого не знать.
Кемпбелл
Я действительно пытался сохранять спокойствие, пока директор школы в Понагансете не начал читать мне по телефону лекцию о политкорректности.
– Ради Бога! – кричал он. – Для чего коренным американским студентам называть свою баскетбольную лигу «Бледнолицые»?
– Думаю, они хотели сказать то же, что и вы, когда выбрали символом своей школы изображение вождя индейского племени.
– Мы называемся Понагансетскими вождями с 1970 года, – возразил директор.
– Да, а они принадлежат к племени Наррагансет с самого рождения.
– Это выражение непочтения. И политически некорректно.
– К сожалению, – заметил я, – нельзя призвать к судебной ответственности за политическую некорректность, иначе на вас уже давно подали бы в суд. Тем не менее, Конституция защищает частные права американцев,
На том конце провода повисло тяжелое молчание.
– Полагаю, я могу сообщить своему клиенту, что вы передумали подавать в суд?
Когда он повесил трубку, я нажал кнопку селектора.
– Керри, позвоните Эрни Фишкиллеру и скажите, что он может больше не беспокоиться.
Когда я взгромоздил на стол гору бумаг, Судья громко вздохнул. Он спал, свернувшись возле моего стола, и был похож на коврик. Его лапы дергались.
– Жизнь, – говорила она мне, – это наблюдать, как щенок гоняется за своим хвостом. И я хочу, чтобы так было.
Я смеялся:
– В следующей жизни ты была бы кошкой. Им больше никто не нужен.
– Мне нужен ты, – возражала она.
– Что ж, – отвечал я, – тогда я стану валерианой.
Я прижал пальцы к уголкам глаз. Наверное, я не высыпаюсь. Сначала тот эпизод в кафе, теперь это. Я сердито посмотрел на Судью, будто это была его вина, а потом попытался сосредоточиться на записях в своем блокноте. Новый клиент – торговец наркотиками, которого сняли на пленку во время сделки. Этот парень не имел никаких шансов выпутаться, разве что у него был брат-близнец, существование которого мать держала в тайне.
Хотя, если подумать…
Дверь открылась, и я, не поднимая головы, начал давать указания Керри.
– Посмотри, можно ли найти какие-то записи Дженни Джонса по делу о близнецах, которые не знали…
– Привет, Кемпбелл.
Я схожу с ума, я определенно схожу с ума. В нескольких шагах от меня стояла Джулия Романе, которую я не видел пятнадцать лет. Волосы у нее теперь были длиннее, около рта виднелись морщинки – следы слов, которых я не слышал.
– Джулия, – наконец смог выговорить я.
Она закрыла дверь, и от этого звука Судья вскочил.
– Я опекун-представитель, назначенный по делу Анны Фитцджеральд, – заявила она.
– Я слышал, ты поступила на юридический. Провиденс – небольшой город… Я все время надеялся… Я думал, мы встретимся раньше.
– Нетрудно избежать встреч, если захотеть, – ответилаона. – Кому как не тебе этого не знать.
Потом вдруг она успокоилась.
– Извини. Я не имела права так говорить.
– Прошло много времени, – сказал я. На самом деле мне хотелось расспросить ее, что она делала все эти годы. Любит ли еще чай с молоком и лимоном. Счастлива ли она.