Ангел из авоськи

Васильева Ксения

Очнулся Макс от холода. Костер загас. Стояла тьма, и его трясло от холода, но все его существо помнило их соединение в воздухе, их поцелуй, из воздушного превратившийся в настоящий… Он любил ее! И она любила его! Часы показывали половину второго ночи. Ого! Значит, он грезил почти два часа! Но так грезить он готов был бы всю жизнь, и не просыпаться…

«— Значит, ты хочешь ее?

— Значит, да, — ответил он тому, кто его спросил.

— И давно?

— Не знаю. Возможно, всегда.

— Ты расскажешь ей об этой ночи?

— Нет, я никогда не расскажу ей об этом…»

Что

он ей скажет, когда увидит ее?.. Он скажет, что такая любовь посещает земных людей, наверное, раз в столетие. «Не смейтесь, — скажет он ей, — это правда, я знаю. Я ведь совсем не такой, как с вами… Я — другой. Не очень хороший. И с женщинами иной раз веду себя так, что потом мне стыдно, но прощения никогда не прошу… Не будем говорить об этом. Будем — о любви… Любовь и страсть — до познания добра и зла… До змия…» «Так не бывает», — возразит она. «Но если у нас с вами так, то, значит, — бывает?» — ответит он. Он вскочил на «Харли» и помчался в город. А в семь утра позвонил Улите.

Она не спала всю ночь, какие бы снадобья ни принимала. Сон не шел. Она думала обо всем и обо всех. О тех троих из сценария и их трагической любви, о себе и Максе, что надо, необходимо, прямо завтра сказать ему, что она уезжает. И прятаться от него в то время, пока она в действительности не уедет. В Питер! Но почему она так всполошилась? Потому что идет время, и Макс надолго пропадает куда-то. И есть какая-то девочка-мальчик… И не должно быть в его жизни — Улиты. «…Надо, надо уехать», — твердила она себе так же, как несколько недель назад твердила Ангел.

Улита схватила трубку и, услышала голос Макса, какой-то странно взбудораженный.

— Улита, — сказал он, — простите, что я так рано, но мне… Мне очень нужно вас видеть. Можно?

— Макс, конечно! — чуть не закричала она. Именно этого она хотела всю ночь: чтобы он позвонил и приехал. В какое угодно время.

Он ворвался в квартиру как вихрь. Она даже немного отступила. Тогда он спросил:

— Вы испугались? Я вас напугал?

— Нет. Почему я должна пугаться? — удивилась она, а сама подумала, что он точно определил ее отношение к нему именно теперь: она испугалась. Потому что боялась и его, и себя. Себя — больше. Войдет он, и у нее не станет сил сопротивляться желанию обнять его за шею и прижаться щекой к щеке. Себя, себя она боялась.

Так они стояли — не близко и не далеко, — и что-то вдруг толкнуло их друг к другу. Длинные крепкие руки Макса скрестились у нее на спине, и она оказалась окруженной им, а ее руки сами странно тягучим движением обвили его шею. Как в видении Макса. Через минуту они отпрянули друг от друга.

— Боже мой… — прошептала она, — какой ужас.

Макс отступил к двери, лицо его побледнело.

— Мне лучше уйти.

Она помолчала и потом как-то неуверенно произнесла:

— Мне много надо сказать тебе…

Он усмехнулся:

— А мне так мало!.. Одно слово.

— Молчи. — Она подняла руку, как бы ограждаясь.

— Улита, тогда я ухожу?.. — полуспросил он, не двигаясь.

Она молчала, опустив голову, чтобы не видеть его.

Услышала шорох, шаги, захлопнулась дверь. Ушел. «Все правильно, все верно, — шептала она себе сквозь слезы, — ты сделал все верно,

мальчик мой, так надо. Я не имею права застить тебе свет юности. Пока это было немного игрой и защищено прекрасной придуманной теорией, тогда было можно. А сейчас — нет никакой защиты. И может быть, когда-то, через какое-то время, мы с тобой честно раскроем все карты. Не станем обманывать друг друга, что мы делали последнее время. А может, и не нужно будет разговора?.. Я никого любить не смогу, а ты сможешь, но это для меня уже не будет играть никакой роли…»

Через час Улите позвонил старик, попросил разрешения приехать и, извинившись, выдвинул условие — чтобы они были только вдвоем.

Макс, почти не видя дороги от слез и ветра в лицо, мчался на своем «Харли» в Славинск, где жил, как оказалось вдруг, самый нужный сейчас ему человек — молоденький парнишка по имени Ангел.

17.

Опять этот неуемный Казиев и с тем же вопросом:

— Ну как? Ты уже прочла? За ночь можно прочесть!

— Не забывай, я в плохом состоянии, — напомнила ему Улита.

— Ах, да! — с досадой воскликнул он. — Но все же сказать что-то можешь?

— Пока ничего, — отрезала она, — дай мне отлежаться.

— Сколько же ты намерена «отлеживаться»? — еле сдерживаясь, чтобы не заорать, с натужной иронией спросил он.

— Сколько нужно, — бросила она.

— Даю тебе час! — завопил уже он.

Она бросила трубку.

Казиев был уверен, Улитка крутит. Она, конечно, прочла сценарий. И хочет сама договориться со стариком. Каким же идиотом стал он вдруг — он, умница и хитрец, — когда обратился за помощью к Улите! Он все еще считает ее принадлежащей ему сердцем и душой! А она давно думает только о себе. И ее вовсе не греет, что он обещал ей роль, не верит. И правильно делает, усмехнулся ядовито Казиев. Она хочет захапать сценарий, сама найти режиссера и вертеть им, как ей того будет надо.

Большая роль и участие в сценарии, соавторство!.. Они со стариком — два сапога!

Казиев бегал как ошпаренный по квартире. И не знал, что предпринять. Ехать к Улите? И нагло сидеть у нее?.. Нет, так, пожалуй, не пойдет. Может появиться этот ее юный сволоченок, которого почему-то Казиев не слабо побаивается. Почему? А потому что бандит, с красивеньким личиком, кучей адвокатов, вышибал и охраны!

Хорошо же, Улитка! Он засечет время! И ровно через час позвонит, и пусть-ка она попробует отвертеться!

Ведь это он привлек ее, она ж в этом деле — ни мур-мур! И ни хрена бы не узнала! Мало что мог болтать Родя! Его давно нет. Казиев сел с бутылкой джина на тахту и стал ждать.

Улита озверела от того, что ее бывший муж так нагло лезет в общем-то ни с какой стороны, не принадлежащее ему дело! Она поняла, что со стариком у нее будет какой-то серьезный и необычный разговор. Потому он и попросил, чтобы, кроме нее, никого не было. Ей показалось еще вчера, а теперь почти на сто процентов уверена, что старику нужна именно она — Улита Ильина. И ей он нужен, чтобы проверить свои фантастические, однако ей казалось, вполне реальные догадки. В общем — сумбур и страх. Да именно так: ею владели сумбур и страх.