Ангел Кумус(из сборника"Алые паруса для бабушки Ассоль")
Шрифт:
Адрес и имя ничего Феде не говорили, но открывший дверь сгорбленный старик был чем-то неуловимо знаком и близок. Федя протянул фотографию, старик сгреб его в охапку и затащил в маленькую квартирку в Клайпеде.
Федя, краснея и сглатывая, рассказал по быстрому, как запустил графином в председателя райсовета, как провел полгода в Интернате, как бежал.
– Где ж ты был пять лет? – удивленно спросил старик с легким акцентом.
– Хамид, мой друг по Интернату, уговорил нас троих поехать к нему в Таджикистан. Отец у него клевый. Принял как родных!
Отец
Хамид покачал головой, опустив глаза.
– Значит, ты вроде как теперь определился?
Федя, Макс-Черепаха и Хамид стояли перед ним грязные и оборванные, обессилевшие от голода.
– Отец, – сказал тихо Хамид, – Я многое понял, а пока спаси нас.
– Добро пожаловать, сынок, твои гости – мои гости.
Они прожили свои самые спокойные годы до шестнадцатилетия, работая физически как проклятые. Резкий запах животных под горячим солнцем, смешанный с запахом испеченных лепешек и таявшим на них жирным каймаком – лучшие запахи на свете. Раскрытые головки хлопка снились Феде еще несколько лет.
Отец Хамида пришел к начальнику паспортного стола милиции, когда Хамиду и Феде исполнилось шестнадцать, а Макс о своем возрасте не помнил. Он уже легко проговаривал сложные предложения, веселил гостей, разбивая головой кирпичи и поднимая тяжести. Однажды свалил небольшое дерево, долбя его своим лбом. С зарезанных овец снимал шкурку чулком легким и ласковым движением, за Федей ходил покорной собакой. У Макса к тому времени было только два недостатка: он любил засовывать руку в животных и с наслаждением ковыряться во внутренностях, пока они умирали, и еще он стал острить.
– А что там было у твоего сына с этим исправительным интернатом? – поинтересовался начальник таджик.
– Да сбежал от оттуда. Еще два года тому.
– Молодец, мужчиной растет!
Три краснокожих паспорта стоили не так уж дорого, Макс стал Максимом Черепаховым.
– Так что, – подытожил Федя, вывалив сбивчиво и нетерпеливо перед другом отца свои воспоминания, – Начинаю новую жизнь, а деньги небольшие у меня уже есть, там земля хорошая, да и Афган рядом, – он не стал вдаваться в подробности.
– У тебя, Федя, есть большие деньги. Я обещал твоему отцу. С чего начнешь?
– Главное, – сказал Федя, улыбаясь, – Полезные ископаемые. Потом – люди…
В салоне автомобиля работал кондиционер. Слабый запах духов и хорошего табака, легкая ненавязчивая музыка, высокий разрез спереди на облегающем платье Таисии – когда она сидит, ноги оголены много выше колен.
– Я заказала обед у Марковны, так что, когда проголодаетесь, обещаю отличную еду, – женщина, не отрываясь, смотрит на дорогу, машину ведет профессионально.
– А это входит в обслуживание? – интересуется инспектор, обнаружив в ее профиле что-то сатанинское.
– Нет. Расплатитесь на месте. Можно совет? – она ждет с минуту, дождавшись едва заметного кивка головой, предлагает: – Я не знаю, по какому вы делу приехали, но если вам нужны связи с общественностью, могу помочь.
– Что это значит – связи с общественностью? – инспектор
– Это значит, если вам нужно с кем-то побеседовать из населения, не обращайтесь в полицию. Начальник наш, хоть и кажется человеком простым и незатейливым, встречу будет устраивать через повестку. А я просто привезу и договорюсь.
– Я бы, конечно, мог с серьезным видом объяснить вам особенности моего профессионального поведения, но дело, по которому я здесь, весьма просто, – инспектор расслабился на переднем сидении, расставил ноги и вроде машинально открыл бардачок. – Поэтому… – он запнулся, потому что из бардачка на него смотрело дуло пистолета. Инспектор осторожно закрыл бардачок. – Поэтому ваше предложение весьма кстати. Меня интересует происшествие шестьдесят четвертого года в интернате для малолетних правонарушителей.
– Людоедство, – кивнула женщина.
– Как вы сказали? – инспектор выпрямился и сдвинул ноги.
– Там кого-то сожрали в семидесятых.
…Уроков по физическому совершенствованию тела малолетних нарушителей закона не было давно: эпидемия. Справившись со смертями и переполненным изолятором, руководство Интерната решило учебный процесс не нарушать. Бритый налысо немного рыхлый мужчина пугал неподвижным взглядом мутноватых глаз и всегда потными ладонями. Хамид и Федя ничего не знали о его пристрастии – они были новенькие. Поэтому, когда учитель сказал, что Хамид должен быть наказан за плохое выполнение прыжков с места и разговоры в строю, большинство интернатовских злорадно улыбнулись и переглянулись, остальные сцепили зубы и опустили глаза, но никто не посмел предупредить Хамида. Болт и Севрюга не простили бы, лиши их удовольствия отомстить Феде с Хамидом. Последние несколько дней под ногами еще болтался огромный дебил, не отходя от двоих друзей ни на шаг и ужасающим образом воняя.
Хамид вернулся из кабинета учителя физкультуры через полчаса, его трясло, еле шевеля посиневшими губами, он попросил Федю снять одеяло с кровати и лег на бок, потом на живот. Федя стоял в раздумье. Макс вдруг принюхался и положил ладонь на подрагивающие ягодицы Хамида, как раз на темное расплывающееся пятно. Он потер пальцы, принюхался и даже лизнул их, потом показал Феде розовую застывающую сукровицу. Федя бросился в изолятор за врачом.
Хамида оставили в изоляторе, сухонький врач прятал глаза, когда Федя уж очень конкретизировал свои вопросы.
Ночью в комнате громкий мат прерывался веселыми предложениями стать в очередь желающим на нового петушка. Федя лежал, сцепив зубы, плача от бессилия. Хамида распределяли на несколько ночей вперед Севрюга и Болт. Совершенно неожиданно Макс-Черепаха стащил со своей койки матрац и бросил на пол возле кровати Феди. Он лег на спину, ласково прикрыл рукой бугорок на груди и заснул, громко и спокойно дыша. Разговоры прекратились. Федя, сдерживая тошноту, рассмотрел, свесившись вниз, спокойное лицо с открытым ртом и пухлые пальцы огромной ладони, вздохнул, разрешил себе расслабиться и даже неожиданно улыбнулся, пряча нос в одеяло.