Ангел Кумус(из сборника"Алые паруса для бабушки Ассоль")
Шрифт:
В огромной миске в оранжево-красной растопленной лаве варева, в жирных кругах плавала мелко рубленная зелень и толченое сало. Когда инспектор неуверенно копнул ложкой, на него выплыло что-то невероятное, которое при ближайшем рассмотрении оказалось пупырчатым гусиным горлом. При следующих осторожных движениях ложкой, в борще показались желудок, печень и что-то, что рассмотреть уже не было сил. Инспектора стошнило, едва он добежал до крыльца.
Марковна, воспринявшая его поведение как кровную обиду, долго не могла успокоиться и с большим трудом поверила в объяснения
– Ну записывалась я к вам на прием. Не нашли вы для меня времени. На все письменные запросы отвечал ваш секретарь. Четыре письма с ответами.
– А что вы спрашивали в запросах? – простонал инспектор, отнял ложку и тарелку и сгреб потемневшую смесь в кучку.
– Да так, ерунду разную. Фамилию напарника, с которым мой муж поехал в тот рейс. Кого они охраняли. Время отправления поезда, потому что по расписанию он не проходил.
– Это не ерунда, – инспектор сел, бросил на пол тряпку со лба и доел салат. – Это конфида.. конфу..
– Конфиденциальная информация, – ласково, как больному, подсказала Тэсса.
– Мне нехорошо.
– Это ничего. Вы перегрелись. Жарко у нас. А вы в пальто.
– Ладно. Рассказывайте, до чего вы дошли в своих поисках.
– Утром, за день до отъезда, я обратилась в частную фирму. Подписала договор. А вечером того же дня заплатила за добытую информацию. Как только я эту информацию услышала, я поняла, что в Москве мне делать нечего. На другой день уехала.
Инспектор похолодел. Он сделал нервное движение рукой, прося продолжать.
– Мне было доложено следующее. Муж мой с напарником должны были охранять подростка. Но в последний момент в вагон поместили два ящика срочной почты. Мужа заставили подписать документ, что он соглашается охранять груз. Его напарник тоже подписал. Их вагон пропал приблизительно через восемнадцать часов следования к месту назначения. Эта женщина, с которой я подписала договор, вы зря съязвили насчет ее внешности. Она красива так же, как и умна. Она рассудила так. Если уж органы не смогли за два года найти вагон и охранников, надо искать конвоируемого. То есть, подростка. Тут у нее случился сбой. То ли компьютер сбарахлил, то ли информация была исправлена для запутывания, но нигде имя этого мальчика по документам не всплыло. Единственное упоминание об умственно отсталом подростке с таким именем, осужденным на пребывание в интернате для несовершеннолетних преступников, встречается в архивах шестьдесят четвертого года.
– Вы уехали, потому что узнали про интернат и про год? – перевел дух инспектор.
– Нет. Я уехала, потому что эта женщина сказала мне, что было в ящиках.
Инспектор вскочил.
– Этого не может быть, – заявил он через несколько минут напряженного разглядывания заполненного курами, утками и гусями двора. – Как же вас понять? Допустим, эта ваша сыщица узнала правду, хотя я не могу предположить, каким образом, это
– Потому что у меня трое детей. Я не самоубийца. Одно дело я просто ищу пропавшего мужа охранника, другое дело – я ищу следы мужчины, который охранял восемьдесят килограммов золота и пропал.
– Трое? – инспектор нащупал сзади себя стул и сел, не сводя с женщины глаз.
– Трое. Две девочки и мальчик. Что это вы так всполошились?
– Нужно действовать! – инспектор вскочил и заметался по небольшой комнате. – Поехали! Раз вы уж тут всех знаете, отвезите меня к… – он покопался в кармане и достал листок, на котором утром незаметно написал имя милиционера, одного из обнаруживших Макса П. в посадке.
– Ничего не получится, – Тэсса внимательно и грустно посмотрела на возбужденного мужчину. – Умер.
– Ладно, тогда любого милиционера, который в шестьдесят четвертом служил в тридцать первом отделении милиции?
Глаза женщины расширились, как будто она что-то угадала или вспомнила давно забытое.
– Что? – закричал инспектор, наклонясь к ней горящим лицом.
Тэсса молча вышла из домика Тарасовны. Молча завела мотор и уехала бы, забыв про инспектора, если бы он не вскочил в последний момент в тронувшуюся с места машину. Они вернулись в архив.
… Трое подростков дошли до станции. На той стороне переплетения рельсов темнели зеленью деревья. Макс молча показал туда рукой, Хамид уговаривал спрятаться, но Федя пошел за Максом безаговорочно, тогда и Хамид поплелся сзади.
– Куда мы идем? – спросил он, не выдержав молчаливого шествия.
– Домик для черепахи, – сказал Макс.
– У нее здесь еще и домик свой есть, – пробормотал Хамид, прижав руками сосущую нервную боль в животе. – Она сдохла, а мы несем ее в домик. У нее там, наверное, и свой склеп есть, слуги, хозяйство…
Макс уверенно шел между деревьев, горячий воздух здесь был приятней, чем на открытом пространстве, легкий, с примесью нежного духа молодых листьев и травы. Выбрав одному ему ведомое место, Макс потоптался и стал сгребать сухие ветки с небольшого холмика.
– Дворец черепахи! – Хамид воздел руки к небу, когда рассмотрел нору и выстроенный над ней навес полукругом из больших продолговатых кусков слепленного навоза.
Макс сел на землю, снял с шеи холщовый мешок с дохлой черепахой и осторожно просунул его в нору. Подгреб землю, закрывая вход.
– Спи спокойно, лучшая из лучших черепах! – не унимался Хамид. Федя молчал.
Макс вдруг лег на спину рядом с норой с надстройкой, сложил руки на груди и посмотрел в небо.
– Умру, – сказал он.
– Вставай, не дури, – Федя улыбнулся.
– Умру. Стану черепахой. Уходите.
– Послушайте только, это уже не просто два связанных слова! – завелся Хамид. – Это целый роман.
Сильно сжав веки двумя пальцами, вздохнув при этом глубоко и сладко, Макс вдруг затих. Сползли вниз и замерли повернутые к небу ладони. Мальчики прислушались. В нагрянувшей тишине тело перед ними – огромное и застывшее – не издавало ни звука.