Ангел Кумус(из сборника"Алые паруса для бабушки Ассоль")
Шрифт:
Уже раздевшаяся Ева слышит его, и судорогой озноба встают волоски на руках.
Илия садится на пол, прислонившись спиной к стене, опускает голову на колени и говорит шепотом:
– Родинка на щиколотке. Похожа на запятую. Как ты это называешь – особая примета.
Ночью, после долгих раздумий, Ева нашла карточку адвоката и набрала его номер. Адвокат узнал ее по голосу и, предупреждая вопросы, сразу заявил, что не намерен приезжать и забирать мальчика. Он попросил Еву за хорошую плату
В шесть утра под моросящий легкий дождик Ева бегала трусцой по кругу у одряхлевшего фонтана. Илия на кухне взбивал в миксере яйца с молоком. Ранние собачники вышли удобрить траву под деревьями во дворе дома. Ева повисла на турнике, отжимаясь и разглядывая гуляющих, в который раз поражаясь неизвестному генетическому вирусу, делающему за долгую совместную жизнь собаку и хозяина поразительно похожими друг на друга. В ее квартире мальчик включил кофеварку и подошел на звонок к двери. Несколько секунд он рассматривал в глазок худого седого мужчину с коробкой. Открыл замок, оглядел Соломона вблизи, кивнул, словно удовлетворенный осмотром и посторонился, пропуская его.
– Сбежал из дома, ограбил кого-нибудь, или отсиживаешь долг? – поинтересовался Соломон, затаскивая коробку в кухню. – Куришь? Колешься? – Соломон быстро выгружал покупки, изредка взглядывая на подростка, – Или просто жить надоело?
– Да все у меня хорошо! – решил возмутиться Илия. – Я человека одного ищу.
– А чего ты тогда смотришь, как затравленный зверь?
Илия подошел к зеркалу в прихожей.
– Какой зверь? – спросил он, разглядывая себя.
– Посмотри в картотеке, юноша. Сам определись, какой ты зверь.
– А ты, кто? – заинтересовался Илия, потому что вчера вечером первым делом залез в картотеку.
– О! Я – Змея! – крикнул из кухни Соломон. – Она любит омлет с сыром. Я принес сыр. Потри на крупной терке и добавь молотого черного перца.
– Змея, – задумался Илия. – Ваше воображение сильнее жизненных возможностей, поэтому чаще всего вы одиноки.
– Точно. Хорошая у тебя память, юноша. Руки мыл?
– Мыл. Знаете, что это значит? Что значит – богатое воображение, которое сильней жизненных возможностей?
– Знаю. Одиночество, отвращение к жизни и та самая сексуальная инфантильность, про которую в конце написано. Что ты так смотришь? Думаешь, это не важно? Думаешь, шестьдесят пять – это предел?
– Да нет, – Илия стряхивает с терки сыр, – если воображение сильнее всего остального в жизни, если оно занимает главное место, значит вы – не мертвяк.
– Мертвяк, – подумав, заявляет Соломон, – это звучит гордо! Белки нужно было взбить отдельно от желтков и добавить после молока и сыра. Минуточку, – он отобрал у мальчика сковороду, рассмотрел ее на свет и протер полотенцем. – Ложку
– В этой картотеке ошибка есть, – садится за стол Илия и смотрит, как Соломон осторожно выливает взбитую массу на сковороду. – Там написано про муравьев. Таких мужчин не бывает.
– Это еще почему?
– Потому что насекомые, как и цветы, которых они обслуживают, никогда не берут себе душу человека. Ну не станет человек насекомым, даже если он умрет самой поганой смертью.
– Какое неуважение к смерти! – качает головой Соломон. – Вы только послушайте! И что же может быть поганого в смерти?
– Ну, это… – мнется Илия, – как бы сказать. Это, если вас съели сразу после смерти, а вы еще не успели осознать себя в другом. Когда кровь еще теплая. Особенно, если съедят ваши мозги, печень и сердце, понимаете?
Соломон, покачиваясь с пятки на носок, некоторое время молча разглядывает мальчика, потом открывает окно и кричит:
– Ева! Я больше не могу!
– Иду, – голос женщины еле слышен: рассекая утреннее затишье, от мусорных баков шумно взлетают голуби.
– Вы завтракайте, а я пойду, – Соломон ждет Еву у открытых дверей.
– Подожди, поешь с нами! – удивлена Ева.
– Спасибо большое. У меня что-то пропал аппетит. Да, кстати. Этот юноша залез в твою картотеку. У него есть некоторые замечания. Пока, солнышко. Список дел на сегодня я забрал. Гостиницу будешь брать?
– Это где придется отрезать мужу яйца? – кричит Ева из ванной. Она уже открыла воду.
– Да.
– Не буду.
– Ну и ладно. Я ушел.
Вытирая волосы, Ева вошла в кухню, достала из духовки омлет и спросила, лазил ли Илия в компьютер.
Илия длинно вздохнул, пряча глаза.
– Так. Ты просто террорист!
– Да у тебя там скука сплошная и примитив! Ну и дела, ничего не скажешь! Хомяки, собаки, утопленники.
– Что поделать, жизнь такая примитивная штука, – вздыхает Ева, пряча раздражение. – Но почему ты лезешь именно туда, куда тебе запретили?!
– Мне еще никто ничего не запрещал. Никогда, – подумав, добавляет Илия. – Я решил проверить, действительно ли запретное интересней.
– Ну и как? – удивлена Ева.
– Никак. Ничего интересного, а проблем больше. Вот сижу теперь и оправдываюсь. Смешно. Ничего стоящего у тебя там нет. Вот если бы ты нашла, от кого забеременела ученица Созерцателя! – мечтательно говорит Илия, наблюдая процесс раскладывания омлета на тарелки.
– А кто это – ученица Созерцателя?
– Маруся Лебеда, – с ходу называет имя мальчик.
– И что в ней интересного, в этой Марусе?
– Два года назад она приехала пожить в Москву. Ухаживала за матерью в больнице, при больнице и жила. Санитаркой устроилась. Попала как-то случайно в клуб Слуг Вечности. И посрамила их там всех. Интуицией, слухом – она слышит даже, как дышит земля! Созерцатель ее сразу выбрал своей ученицей. Мать умерла, она уехала. Это единственная женщина, которую адвокат не может найти всеми силами своих платных помощников.