Ангел мертвеца
Шрифт:
Для начала купила чемодан и кое-какую одежду, не потому что ей требовалось, хотя ей требовалось, а потому что девушка без багажа выглядит куда сомнительнее девушки с багажом. Купила новые телефоны – себе и голему, наняла машину с шофёром, изучила существующие на рынке предложения и отправилась в Курортный район, решив, что в её положении лучше ориентироваться не на квартиру в городе, а на тихий дом подальше от посторонних глаз. Выбрала дом отдыха – не очень большой, но не маленький и старый, располагающий не только большим корпусом, но и стоящими вдоль берега домиками, отыскала нужного чела из администрации, и после коротких переговоров, большую часть которых заняло определение размера гонорара, Бри заполучила в своё распоряжение небольшой коттедж
И помрачнела, сообразив, что оставила одну из могил неубранной.
– Ладно, будем надеяться, что в Тайном Городе не обратят внимание на мелкий случай в провинции.
А если обратят – пусть попробуют её отыскать.
А если отыщут…
Марина улыбнулась. Плохо улыбнулась. Немного зло.
Если отыщут – пусть попробуют ей что-нибудь сделать.
«Со мной лучше не связываться».
Это было не бахвальство – это был факт.
Встречи с недругами девушка больше не боялась, знала, что справится, однако сила, даже такая мощная, хороша при грамотном применении, и Марина поняла, что должна подумать над стратегией.
«Я слишком сильна, чтобы сражаться за чужие интересы».
Мысль пришла в голову неожиданно. И мысль… понравилась. Показалась яркой и значимой. Ведь она действительно сильна, колоссально сильна даже по меркам Тайного Города.
Она…
– Я способна творить историю, – тихо, но очень уверенно произнесла Бри, глядя на Финский залив. Наверное, так думал Пётр Первый… Нет, он был мужчиной. Наверное, так думала Екатерина Великая, которая тоже бывала здесь, пусть не в районе, который нынче называют Курортным, а в Петергофе, в Зимнем дворце, в Кронштадте. Она также смотрела на холодную даже летом воду, обозревала морскую даль и думала о том, что…
– Я способна творить историю. Могу по своему желанию менять мир. Не по прихоти, а по желанию. И если Екатерина была ограничена возможностями челов, то я способна выйти за эти рамки. Я уже вышла за эти рамки. Я очень далеко зашла.
Марина поставила полупустую чашку на стол, распахнула халатик и посмотрела на живот, на то место, которое всего лишь несколько дней назад было разорвано металлическим штырём. И под её взглядом бархатистая кожа потемнела до черноты и распалась на тончайшую чёрную пыль. На безжизненное Ничто, которое она, Марина Брич, наполнила жизнью. Все жуткие раны, полученные во время нападения чудов, были наполнены мёртвым чёрным Ничто, послушно принявшим волю девушки и обратившимся в жизнь. В её жизнь.
– Я – труп?
«Ты – настоящая жизнь…»
– Кто это сказал? – Марина резко обернулась, но никого не увидела.
Опять никого не увидела, хотя могла бы поклясться, что голос не почудился, не померещился, не прозвучал в голове. Могла дать руку на отсечение, что фразу произнёс некто, стоящий за её плечом.
Клуб особых интересов «Каменная мойка»
Санкт-Петербург, набережная реки Мойки
Гранни никогда не обсуждала приказы Консула и не сомневалась в них. Обдумывала – да, обдумывала, позволяла себе давать советы по тактике исполнения, если считала, что предлагается неудачный план действий, однако сама суть приказа для неё всегда была непререкаема. Если Консул решил, что это нужно сделать, – это нужно сделать.
Но иногда девушка ловила себя на мысли, что ей не нравится поставленная задача. Что в глубине души она не согласна с требованиями Консула и внутренне противится их выполнению. При этом, безусловно, исполнит, точнее, приложит все усилия, чтобы добиться нужного результата, не посмеет даже подумать о том, чтобы отнестись к заданию спустя рукава, но не обрадуется, когда всё получится. А ещё случалось, что распоряжение Консула звучало настолько широко, что его можно было трактовать абсолютно по-разному. Такие приказы отдавались редко, Гранни почти не сомневалась в том, что таким образом Консул проверяет её, однако не боялась этого и всегда в таких случаях поступала так, как считала правильным.
Она считала.
Жёсткое требование немедленно наказать беженцев из Тайного Города относилось именно к таким приказам – широким, допускающим разные трактовки. Девушка прекрасно понимала, почему Консул захотел проучить беглецов – ведь они, получается, посмеялись не столько над ней, сколько над ним. Гранни и сама задыхалась от бешенства, когда человские спасатели вытащили её, униженную, из холодной Невы. Она хотела отомстить, но…
Оставался вопрос – как?
Приказ прозвучал достаточно понятно – наказать! Но одновременно – расплывчато.
А уточнять ди Атура не стала, потому что не хотела услышать, что именно Консул понимает под «наказать», не хотела, чтобы он удивлённо поднял брови и небрежно ответил: «Убить, разумеется». Потому что в этом случае обратного пути не будет. Никакого пути не будет, и расправа над беженцами останется на её совести.
«А мне бы этого не хотелось…»
Мысль пришла неожиданно. Мысль показалась немного странной. Однако ди Атура не стала её прогонять. Потому что поняла, что это её мысль – настоящая, идущая от сердца. Она не хочет убивать, называя убийство – наказанием. В бою – пожалуйста, но не за дурацкую выходку.
«Кажется, я начинаю уставать от крови… – Гранни вздохнула и грустно улыбнулась пришедшей в голову шутке: – Хорошо, что я не вампир…»
Оказавшись далеко от дома, жители Тайного Города повели себя по-разному. Одни предпочли уехать подальше и затаиться, сведя к предельному минимуму контакты с соплеменниками, и выжидали, чем всё закончится. Другие не особенно скрывались, не видя ничего дурного в том, что приходится проводить время на чужбине, и стремились проводить больше времени с такими же, как они, беженцами. В Санкт-Петербурге, где, так уж получилось, сформировалась одна из самых больших диаспор вынужденных переселенцев, центром притяжения для них стало заведение «Каменная мойка», которое держал давным-давно переехавший в Северную столицу Орций Чейз – добродушный, абсолютно лысый толстяк, обожающий, как все концы, дорогие украшения и яркие цвета в одежде. «Каменную мойку» он держал для души, то есть для туристов из Тайного Города, которые частенько навещали Санкт-Петербург в обычное время, и её возросшую популярность воспринял философски: «Жаль, конечно, что причина притока клиентов достаточно грустная, но выбирать не приходится – будем делать на них деньги…» Нет, цены на меню и бар конец не поднял, зато позаботился о том, чтобы гости могли расслабиться и окунуться в привычную атмосферу: блюда из привычных ресторанов Тайного Города, артисты и шоумены, а главное – постоянные новости и их обсуждение без всяких купюр. Схинки, разумеется, знал о заведении и разговорах, которые в нём велись, но не трогал, здраво рассудив, что пусть лучше беженцы выпускают пар в известном месте, чем прячутся по углам, скрываясь под «навскими оберегами».
– Сегодня приехал? – поинтересовался чел-наёмник у подсевшего к барной стойке шаса.
– Ага, – подтвердил тот. – Заметно?
– Ты оглядывался.
– Искал своих.
– Скоро подтянутся. – Наёмник протянул руку: – Шторм.
– Харак Хамзи.
– Очень приятно.
– И мне приятно.
В обычное время их знакомство вряд ли состоялось бы с такой лёгкостью – шасы предпочитали надёжные рекомендации, но обстоятельства заставили Хамзи изменить привычному укладу: сейчас они все были беженцами.