Ангел мести

Грегг Элизабет

Незадолго до Рождества, через неделю после отъезда Розы, на прииске появился новый рабочий. Краем уха Тресси услыхала, что он из Баннака. Поспешно уложив на тарелку солидную порцию пышных оладий, она подошла к столу, за которым сидел новичок.

– Прошу прощения, сэр, – сказала она, сунув тарелку ему под самый нос, чтобы он сразу учуял аппетитный запах оладий. Сытый мужчина куда покладистей голодного. – Скажите, долго вы пробыли в Баннаке?

– Пока не истощилась жила, – отвечал рабочий, набивая рот оладьями.

– Истощилась?

– Ну

да. Выбрали все дочиста. Тогда-то я и решил, что пора сматываться. Кое-кто оттуда направился в ущелье Альдер, ну а я, как только подзаработаю деньжонок, поеду прямиком в Айдахо. Все твердят, что здесь, мол, золота невпроворот, но я думаю, что и там с пустыми руками не останусь.

– А не доводилось вам встречать человека по имени Ивэн Мэджорс? Плотный такой, плечистый, с каштановыми волосами и большими карими глазами.

Старатель глубокомысленно сощурился и запустил в бороду черные от земли пальцы. Казалось, что он усиленно пытается что-то вспомнить. Потом он встряхнулся и как ни в чем не бывало отправил в рот новую порцию похлебки.

– Не-а, не припомню такого. Так ведь там народу было пропасть. Иные и не знают, с какого конца подходить к лопате, а туда же – старатели! – Он ударил кулаком по столу и гулко хохотнул. – Да на одного такого, кому повезет, приходятся сотни неудачников. Налей-ка мне еще похлебки.

Тресси взяла у него миску.

– Так вы уверены, что никогда не встречали Ивэна Мэджорса?

– Если и встречал, то не запомнил. Девушка ушла, жестоко разочарованная. Так, значит, золотая жила в Баннаке истощилась? Но куда же в таком случае мог отправиться отец?

Той ночью Тресси разбудил хриплый кашель Калеба. К утру у мальчика начался жар. Кашлял он беспрерывно, даже побагровел от натуги.

– Это круп, – сказала Тресси Линкольнширу, который каждый день заглядывал в кухню, чтобы переброситься с ней парой слов.

Англичанин озабоченно поглядел на красное от жара личико малыша.

– Ну, не знаю, – сказал он, – только мне не нравится, как он выглядит. Может, тебе лучше отнести его к доктору? Говорят, в городе появился новый врач, и как будто неплохой. Я пошлю кого-нибудь за ним, так будет надежней.

Тресси похолодела от страха и недобрых предчувствий – словно мороз прошел по коже. Она уложила Калеба животом себе на плечо – похоже, так ему было легче дышать между приступами удушливого кашля. Держа малыша на плече, она стряпала завтрак, ворочала тяжелые котлы с похлебкой и сковороды с жирной свининой, одной рукой наполняла тарелки. Рабочие, которые и сами едва держались на ногах после неравной схватки с морозом и ветром, прониклись к ней жалостью и сами наливали себе кофе и клали добавку.

Тресси беспокойно расхаживала у плиты, шаркая ногами – сапоги, купленные на зиму, оказались ей великоваты и вдобавок чересчур тяжелы. Она то бормотала Калебу ласковые слова, то плакала, вне себя от страха и горя.

– Милый, милый мой, дорогой, единственный, – шептала она,

вслушиваясь в надрывный кашель, – ради бога, только не умирай! Господи, спаси моего сына!

Пытаясь успокоиться, Тресси твердила себе, что круп, в конце концов, дело обычное, малыши зимой часто болеют. Ах, если б у нее были бабушкины припарки, уж она бы живо выгнала из него хворь! Тресси могла лишь надеяться, что ученый городской доктор знает, чем лечат круп, и даст ей все необходимое. Где в этих проклятых горах раздобыть живокость для сиропа или горчицу для припарок? Такие снадобья быстро исцелили бы Калеба.

Вымыв посуду после завтрака, Тресси набросила пальто и вышла на мороз. Калеб, выбившись из сил, заснул в кроватке. Она подложила ему под спину подушку, чтобы легче дышалось. Вскоре у подножия горы появилась большая черная коляска, запряженная крупным серым жеребцом. Тресси силилась разглядеть человека, который сидит в ней. За коляской доктора подъехал Джарред Линкольншир верхом на косматом рыжем мерине. Так, значит, он сам ездил за доктором? Тресси ощутила прилив благодарности к англичанину, хотя он, на ее взгляд, дурно обходился с ее подругой Розой.

Едва Джарред спешился, из коляски выбрался высокий кряжистый человек. Оба мужчины так закутались от ветра, что и лица толком не разглядишь. Доктор был огромного роста – Тресси прежде не видела таких великанов, если не считать Доула Клинга. Она прогнала прочь непрошеные мысли о бесчестном папаше Калеба и побежала под навес.

Склонившись над малышом, Тресси коснулась щекой его горячей щечки – и едва не обожглась, таким сильным был жар. Калеб дышал тяжело, и при каждом вдохе в груди у него что-то свистело. Девушка с испугом оглянулась на вошедшего доктора – великан не спеша стягивал просторное пальто из бизоньей шкуры.

– Ох, доктор, он весь горит и дышит так тяжко. Боюсь, как бы не…

Тресси осеклась, перехватив тяжелый взгляд неподвижных блестящих глаз. Где-то она уже видела эти глаза! И это лицо. Широкие скулы, крупный, четко очерченный нос, тяжелая складка губ – все это казалось Тресси знакомым. Доктор был чисто выбрит, светлые, почти бесцветные волосы аккуратно подстрижены. Девушка помотала головой и с силой прижала пальцы к вискам. Быть того не может! Просто она слишком напугана, вот и чудится всякое…

Калеб захрипел и зашелся надрывным кашлем – и Тресси тут же забыла о своем наваждении.

– Вот, Тресси, это доктор Абель Гидеон. Я тебе о нем говорил.

Великан кивнул.

– Ага, – сказал он, – так это и есть наш маленький больной? Ничего, мы его скоро поставим на ноги. Ну-ка, мэм, посторонитесь и дайте мне осмотреть его.

Тресси отступила на шаг. Линкольншир костлявыми пальцами крепко сжал ее плечо, словно боялся, что она вот-вот упадет. Широкая спина доктора совершенно заслонила от них Калеба, и слышно было только, как мальчик тяжело, с присвистом дышит, то и дело разражаясь хриплым плачем.