Ангел смерти моей

На часах было час тридцать две, телевизор показывал час тридцать четыре, и это нервировало. Сергей был совсем не в лучшей форме для романтического свидания. Во-первых, изводило похмелье, вчерашняя смена водки оказалась совсем неудачной, а утренний опохмел он презирал, и конечно, напрасно, но теперь было уже поздно что-либо менять. К тому же к нему с минуты на минуту должна была прийти женщина, а через полчаса приехать машина в аэропорт, лететь в Хабаровск, там уже ждали амурские тигры. А может быть, и не ждали, но лететь все равно было необходимо, иначе платить неустойку. Когда в дверь

раздался звонок, он вытирал на кухне тарелку.

– Сейчас! – раздраженно крикнул он, как будто она могла его услышать. Секс с бодуна, да еще в цейтноте – занятие не из приятных, но отменить его было уже невозможно.

Открыв дверь, он увидел пред собой незнакомую, совсем юную девушку.

Он растерялся:

– Тебе кого, девочка?

– Тебя, папочка, – ответила она и почему-то засмеялась.

Он молча захлопнул перед ней дверь.

Через две минуты в дверь позвонили снова. Это была Елена Станиславовна.

– Иди ложись, – сказал он.– Только в темпе, я сейчас.

Второй раз он увидел ее через две недели, 16 апреля 2011 года, уже вернувшись в Москву. Он ужинал в кафе – спагетти карбонара, жареный сыр сулугуни, водка, пиво – а она сидела за соседним столиком.

Пышные темно-каштановые, почти черные волосы, неправильно уложенные, были созданы для того, чтобы красиво подчеркнуть изящную худобу ее лица, безупречно-аристократичный рот, большие карие глаза и хрупкие, узкие плечи. Заостренный носик мог показаться чуть великоватым, но в сочетании с практически идеальной формой бледного лба и матовых щек, не нарушал, а дополнял общее сильное впечатление, создавая гармонию почти совершенную. Будь она хотя бы на пять лет старше, ее можно было бы назвать красавицей, и даже влюбиться, несмотря на чудовищный розовый цвет помады и ужасающий макияж.

Он поймал ее взгляд. Не сразу, но узнал. Положил вилку.

– Ну, и что тебе нужно? – спросил он громко.

Она пересела к нему. Вернее подсела и сразу же вцепилась пальчиками в его гениталии. Он резко отбросил ее руку.

– Никогда больше этого не делай.

Она встала, молча пересела напротив него за столик.

Он выпил рюмку водки и продолжил есть.

– Ты меня что, преследуешь?

– Конечно, – сказала она.

– Зачем? Ведь я не звезда.

– Разве? – она удивилась.– А я видела тебя по телеку. Значит, я ошиблась?

– Да, ты ошиблась. И в этом и во всем остальном. Что тебе собственно нужно?

– А если я хочу переспать с тобой?

– Да, но я-то этого не хочу. Позвони знакомому мальчику, поиграйте во взрослых. А я такие игры отлюбил еще в детстве. Ты уж извини меня, что говорю с тобой грубо, даже не познакомившись.

– Ничего страшного,– сказала она.– Можно и познакомиться. Меня зовут Анжелина.

– И что с того? Это дает тебе право приставать к взрослым мужчинам? Нет, в самом деле, что тебе нужно, кто ты? Малолеток я не выношу, поэтому на провокацию не похоже. Влюбилась по телевизору? Чушь.

– Неужели я тебе настолько противна?

– Вовсе нет. Я этого не сказал.

– Настолько противна, что ты не хочешь переспать со мной?

– Я не сплю с кем попало, хоть я и не звезда. Впрочем, как хочешь. Все равно мне нужно слить баллоны, с тобой или с кем-то еще, какая разница.

Когда

он проснулся, она готовила на кухне завтрак, судя по запаху, жарила яичницу с беконом.

Он вышел в темно-синем махровом халате.

– Ты что, еще и готовить умеешь? – сказал он с неудовольствием. – Какой ужас.

Сел за стол, закурил.

– Налей мне кофе лучше.

– А я не сварила…

– Включи чайник, достань растворимый, вон там стоит, в каком детдоме тебя воспитывали? И никогда не вставай из постели раньше мужчины!

– Ошибка? – сказала она, включая чайник и доставая чашку.– А где сахар?

– Еще какая! Ненавижу сахар. Одна из тех ошибок, после которых прощаются навсегда. Запомни, утром у мужчины бывает спонтанная эрекция, которая называется утренний стояк, и если рядом с ним не оказывается женщины, он может разозлиться. И это не говоря уже о том, что вставать раньше мужчины из постели – первый признак деревенщины.

– А как же накормить любимого мужчину завтраком?

– Ты что сюда, жрать пришла? В ваших учебниках для детей-идиотов нет того факта, что некоторые люди вообще не завтракают, а только трахаются и пьют кофе? И никогда не произноси это дурацкое слово «любимый» применительно к мужчине. Любимым может быть напиток, цвет, сорт чая, фильм про животных, аромат, наконец, но не мужчина.

– Почему?

– Потому что когда ты называешь мужчину «любимым», ты предъявляешь на него права, а у тебя нет, и не может быть прав на мужчину.

Она снова спросила: «Почему?»

– Потому что ты женщина.

Так начались эти странные уроки, продлившиеся полтора года. За два десятилетия Сергей успел сменить множество профессий и занятий – обычное дело для тех, кто пережил экономическую катастрофу 1990-х в России, но преподавателем ему быть не приходилось ни разу!

Последние два года более или менее упорядочили его жизнь. Он выезжал в какую-нибудь страну, предварительно собрав заказы на статьи, очерки, рекламные статьи, отзывы об отелях, ресторанах, кулинарное путешествие с уникальными рецептами, фотосессию и, наконец, съемки для телевидения. Каждая такая командировка кормила его месяц, два или больше, иногда удавалось даже откладывать, хотя откладывать деньги он не любил. Квартира у него была, пусть не роскошная, но собственная, сто тысяч долларов лежали на депозите в банке и приносили стабильных десять процентов годового дохода в рублях. Ему было сорок два года, и ему никто не был нужен, две бывшие жены давно от него отвязались, а бывшие любовницы не напоминали о себе. Умение разрывать отношения сделало его свободным, и это было главное.

– А у тебя могут быть на меня права?

– Да, но только пока ты от меня не ушла.

О первой ночи он не мог бы даже ничего рассказать. От минета ждать было заведомо нечего, в задний проход после проверки пальцем он и соваться не стал, кое-как кончил в миссионерке, потом еще разок сзади, лежа на боку, покурил, выпил на сон грядущий рюмку водки, чего делать совсем не следовало, и он знал об этом, выключил свет и уснул.

– Другую бы я прогнал, а с тобой буду работать. Сам не знаю, почему. Что-то в тебе есть, но что, я пока не могу понять.