Ангел Смерти
Шрифт:
Когда-то ей ужасно нравились девичьи посиделки, пустая болтовня по телефону, сплетни. Нравилось бегать всей толпой по магазинам. Ирина вспомнила, как ей было одиноко и неуютно, когда все ее подружки одна за другой повыскакивали замуж, нарожали детей и постепенно, незаметно исчезли из ее жизни. Она пыталась поддерживать с ними связь. Но некоторые из них считали незамужнюю красавицу угрозой для их семейной жизни. Другие слишком уж погрузились в быт, у третьих мужья не одобряли подобного общения. И Ирина осталась одна. Завести новых подруг, таких же свободных и независимых, как она сама, у Ирины не получилось.
Со временем она заметила, что женщины ее не выносят. Причем, как это ни странно, абсолютно все. Независимо от их возраста и социального статуса. Она научилась наслаждаться своим одиночеством и независимостью. И была по-своему счастлива.
У Ирины было много мужчин, но ни разу в жизни она не встретила человека, достойного доверия. Все они были разными. Жадными и щедрыми, умными и самодовольными, хитрыми, прямолинейными, властными, подлыми, лицемерными, утонченными или примитивными, с изысканными манерами и простоватым мужицким обаянием. Разными, но схожими в одном: своя шкура им всегда была ближе к телу. Никогда в жизни Ирина не могла предположить, что кому-то из них есть дело до ее проблем, трудностей или желаний, если, конечно, она сама не создавала подобную ситуацию. А она со временем научилась мастерски манипулировать мужчинами. Но – до определенного предела.
Она стала волком-одиночкой, равной им в этой голодной мужской стае. Хотя они-то ее никогда не считали себе равной, но это было неважно. Ирина знала себе цену, и этого ей было достаточно.
И вот теперь Ирина совершенно определенно чувствовала чьи-то зубы на своей шее. Что ж! Она выдержит и эту схватку. Но сперва ей нужно вычислить противника.
Глава 11
Михаил Георгиевич Дроботенко сидел в своем просторном кабинете и буквально истекал потом. Убийство в его больнице! Отравление! Обыски, допросы.
О, ужас! А ведь Скобелева уверяла его, что дело быстро закроют. Что Бурмистрова отравила жена. Подлая лгунья! И после этого она еще имеет наглость лезть к нему с какими-то советами, учить его жизни!
– Ну уж нет, голубчики! – грозно прошипел в сторону двери Михаил Георгиевич. – Я тертый калач. Сам справлюсь. А вот как вы выкручиваться будете, это мы еще полюбуемся!
На лице Дроботенко появилась тонкая ядовитая улыбка, мгновенно преобразившая его унылую прилизанную наружность – так, словно волк выглянул из-под овечьей шкуры.
Михаил Георгиевич был уверен: раз Елену Бурмистрову до сих пор не арестовали, значит, этот въедливый следователь, этот Усов, будет и дальше копать в больнице.
Усов ему не понравился. От него за версту несло добросовестностью и любовью к своему делу. Последнее вызвало гримасу брезгливости на неприятном вялом лице Михаила Георгиевича.
Нет, он допускал мысль о том, что есть такие занятия и профессии, любовь к которым невозможно не испытывать. Например, депутаты
Но вот наслаждаться работой следователя, грязной и плохо оплачиваемой? На это способны только дураки. Но – дураки опасные. Такому типу намек, сделанный в «высоком» кабинете, не будет указом. А значит, беспокоить покровителей смысла нет. Да по большому счету и незачем. Он внимательно следил за тем, чтобы его подпись не появлялась под сомнительными документами, а иначе зачем нужны заместители? Он никогда не беседовал о делах в присутствии двух человек. Только с глазу на глаз, и никак иначе. А следовательно, как бы ни развивались в дальнейшем события, всегда будет его слово против слова обвинителя. Нет! Так просто его не взять!
Он не такой дурак, как Бурмистров. Его деньги они найти не смогут. Живет он скромно, на трудовые доходы. Ездит на «Форде Фокусе», а что сын учится в Англии, так и тут комар носа не подточит. Мальчик получил грант! Родителям его учеба ничего не стоит. Другой вопрос – во что обошлось Михаилу Георгиевичу получение сыном этого гранта, но тут уж ничего не докажешь. Сколько ни копайся.
А может, уехать в зарубежную командировку, пока этот Усов ни о чем не пронюхал? В Германию? И Михаил Георгиевич, нахмурив кустистые брови, принялся всерьез обдумывать подобную перспективу.
Нет. Пожалуй, не стоит. Это может насторожить следствие, и потом, он не сможет из Германии следить за ходом дел. Нет! Нет. Это опасно, особенно если учитывать присутствие Скобелевой в больнице, эта хитрая стерва может подставить его. А вдруг они там решат сделать его козлом отпущения?
Михаил Георгиевич вновь промокнул лоб платком. Он останется и будет держать все под контролем.
Андрей Петрович Усов вошел в кабинет и.о. главврача и сразу понял: Герман Юрьевич Примак ему нравится, потому что производит «правильное» впечатление. Примак был крупным мужчиной с густыми, коротко стриженными седыми волосами, могучими плечами и открытым суровым начальственным взглядом. Фамилия Примак Герману Юрьевичу очень подходила.
Смотрел он собеседнику в глаза, без улыбок и льстивых заигрываний. А потому Андрей Петрович счел возможным задать и.о. прямой, откровенный вопрос:
– Герман Юрьевич, кого вы подозреваете в смерти Бурмистрова?
– Никого, – пожав плечами, ответил Примак. – Чтобы кого-то подозревать, нужны весомые основания. У меня их нет.
– Вы правы. Тогда попробуем сформулировать вопрос иначе. Убит ваш коллега. Ваш непосредственный начальник. Скажите, в каких отношениях вы находились с покойным?
– В рабочих.
– Он вам нравился?
– Как человек или как начальник? – откинувшись на спинку рабочего кресла, спросил Примак.
– А есть разница? – с интересом уточнил Андрей.
– Разумеется.
– Тогда и то, и другое.
– Как человек Бурмистров мне не нравился, – оправдал надежды Андрея Петровича Примак. – Слишком замкнут, слишком высокомерен, слишком самодоволен. А как к начальнику у меня к нему претензий не было. Он никогда безосновательно никого не дергал. Был требователен, объективен, не опускался до подковерных игр.