Ангелам здесь не место

Островская Екатерина

Одним словом, она решила согласиться. Лара была счастлива, а счастливый человек не думает об опасности. Несчастные люди ночью долго не могут заснуть, а счастливые не хотят, потому что переполнены радостью и верой в бессмертие…

На столе лежала оставленная визитка с адресом и телефонами клиники. Девушка бросила ее в ящик стола, но тут же машинально достала кожаную визитницу и убрала карточку в нее, сама не зная зачем.

Через полчаса вернулся Петр Иванович, и Лара дала согласие на время побыть управляющей. Ломидзе сразу вызвал Аду Семеновну. А Порфирьев пришел без приглашения. Похоже, он заранее уже все обсудил с председателем правления, поэтому присутствовал молча,

сидел, смотрел в одну точку и слушал, как работники банка планируют его последующую деятельность. Ни о чем другом не говорили, убитых не вспоминали, тихого злодея Чашкина, подозреваемого, тоже, словно те не имели к банку никакого отношения. Разговор получился долгим, Лара уже думала даже, что заседать придется до ночи. Но ровно в шесть Ломидзе взглянул на часы:

– Рабочий день закончен, продолжим завтра с утра. Подготовьте свои предложения.

И показал на дверь обеим женщинам.

Возвращались к своим кабинетам молча, не спеша. И только отдалившись на приличное расстояние, Оборкина сказала:

– Если б я тебя не знала, то подумала бы, что это все ты подстроила. Тихая такая, а за восемь месяцев всех конкурентов устранила, сама в управляющие выбилась. Мало того, мы сами тебе на блюдечке акции преподнесли.

– Но мне их никто не дарит.

– А какая разница? Кто тебе мешает Ломидзе и меня убрать и взять их насовсем, даром?

Оборкина вставила ключ в замочную скважину двери своего кабинета.

– Ладно, успокойся, я так не думаю. Симагин-то тебе не конкурент был. К тому же я точно знаю, кто это сделал.

Главбух распахнула дверь:

– Заходи.

Когда они обе оказались в кабинете, Ада Семеновна заперла дверь, и Лара подумала: сейчас она расскажет, кого подозревает. Оборкина открыла сейф, достала из него бутылку коньяка и две рюмки.

– Будешь?

Девушка отрицательно покачала головой. А главный бухгалтер открыла пробку, поднесла горлышко бутылки к носу и принюхалась. Вздохнула и воскликнула:

– Вот как теперь приходится жить! Сегодня во время обеда эту бутылку купила, принесла и сразу в сейф поставила, а все равно страшно, вдруг туда что-то подсыпали. Ты в запахах разбираешься?

Лара опять помотала головой. Ада Семеновна понюхала еще раз, наполнила коньяком едва ли половину рюмки. И из ее груди вырвался новый вздох:

– Так и с ума можно сойти, если всего бояться…

Однако, перед тем как сделать глоток, она опять понюхала коньяк.

– Ну, за наше здоровье.

Выпила залпом, поморщилась и понюхала тыльную сторону собственной ладони.

– Жалко банк, – произнесла Оборкина, – забирают его у нас. А ведь своими руками предприятие создавали. Мы же тут как одна семья жили, а теперь все, пустота. Непонятно только, почему тебя ставят на руководство.

– Так ведь Ломидзе…

– Да он уже давно все понял. Возможно, и хочет хоть коготочком зацепиться, но ему, как видно, больше нашего известно. Ему жена изменила, а Пете уже не до нее. Просто выставил и приказал самой на развод подавать.

– Откуда вы знаете?

– Сам он мне и сказал. Чего ему скрывать? Мы ж давно знакомы. Я тебе не говорила, мы ведь даже учились какое-то время вместе. Это он, кстати, тогда мне сапожки те предложил, на которые твоя мама деньги мне дала. Учебу Петя бросил, только позже восстановился, когда финансовое образование потребовалось. А если б не были знакомы, взял бы он меня сюда, как ты думаешь? Ни за что на свете, сколько бы Оборкин ни просил. Помнил меня, знал, что не предам. Вообще, ему твоя мама нравилась, а Нина его ухаживания не принимала. В перерывах между лекциями все студенты в курилке, а она где-то на подоконнике с книжечкой стихов.

Знаешь, я даже думаю, что именно Нина Петю на поэзию подсадила. Ну и чего в жизни добилась со своей поэзией? – Ада Семеновна помолчала. – Ладно, это все лирика, а на деле надо как-то выкручиваться сейчас. Я, скорее всего, на больничном отсижусь, а там посмотрим. Но, судя по всему, меня все равно очень скоро попросят отсюда. Куплю себе домик где-нибудь на море, удочерю девочку какую-нибудь… Может, мужика себе найду, чтобы не скучно было. Только где нормального мужчину найдешь? Нормальные уже все пристроены… Как, кстати, у тебя со следователем?

– С каким? – осторожно переспросила Лара.

– С Гущиным. Он так вокруг тебя крутится, так смотрит…

– У меня с ним ничего нет, если вы имеете в виду близкие отношения.

– Не хочешь рассказывать, и не надо, – подытожила Оборкина.

Похоже было, главбух не верила ни одному слову своего заместителя. И казалась не такой приветливой, как обычно. Возможно, новое назначение Лары стало для нее полной неожиданностью.

Ада Семеновна посмотрела на бутылку и махнула рукой:

– Пожалуй, приму еще пятьдесят капель. Эх, чему быть, того не миновать.

На сей раз она налила почти полную рюмку. Но сразу пить не стала. Посмотрела на своего заместителя.

– Я всегда думала, что молодость – это время, данное для того, чтобы успеть обеспечить свою старость. Потому и от первого мужа ушла, поняла, что с ним до старости не доживу, а если удастся до пятидесяти дотянуть, то окажусь к тому времени на таком дне, что лучше заранее в петлю. За Оборкина пошла не по любви, оттого, что… – Ада Семеновна замолчала и взяла со стола рюмку. – Послушай моего совета: если тебе кто-то приглянется, то не тяни – сразу замуж за него выходи, а то потом тяжко с этим будет. Я вот вроде могу теперь выбирать, а из кого? Пару лет назад пыталась через Интернет, да только на первой встрече все и заканчивалось. Я надевала что-нибудь попроще – старенькие туфельки, сумочку убогую брала… Сидим в какой-нибудь забегаловке, я ресторанное меню долго рассматриваю, словно подсчитываю, а претендент меня рассматривает. И такое разочарование у него в глазах, словно не с будущей подругой пришел знакомиться, а философский камень искать. Знаешь, что такое философский камень?

– Мифический эликсир, якобы превращающий любой металл в золото.

Ада Семеновна выпила залпом коньяк и, поморщившись, кивнула, хотя, кажется, имела свое мнение на сей счет.

– Что-то типа того… Ну вот, значит, наблюдаю за мужиком, и мне так тошно, что приходится тратить время на дураков. Все они, как один, поливали своих бывших жен, почти у каждого героическое прошлое… Врали, конечно. Идешь рядом с таким, а у него при ходьбе в кармане мелочь звякает, даже неловко. А сколько альфонсов молодых! Вроде накачанные, прилизанные, услужливые, но деньги без зазрения совести клянчат по любому поводу, да еще из сумочки тырят, стоит только отвернуться. От одиночества общение с ними не спасает – от собачек с бантиками и то больше толку. Как подумаю, что умирать одной, без родной души рядом, придется, такая тоска нападает…

– Вам рано еще о смерти думать, – не дала главбуху договорить Лара.

Ада Семеновна посмотрела в окно, за которым проплывали рваные тучи, и в очередной раз тяжело вздохнула:

– Оборкин говорил, что каждое утро, просыпаясь, надо благодарить бога за то, что дал еще один день, а жить следует так, чтобы после тебя не осталось ни долгов, ни дурного слова. Ох, что-то мы не о том говорим. Я хотела о другом, а ты меня сбила…

Вообще-то говорила она одна, но Лара не хотела спорить, просто осторожно напомнила: