Ангелы не умирают
Шрифт:
Глаза его были равнодушны и неподвижны, словно у умирающего. Или у слепого.
Артур сдался. На самом деле сдался ещё до того, как его тело превратилось в темницу для его же печальной души. Он и сейчас не хотел бороться. И не собирался этого делать.
А как заставишь бороться того, для кого нет ценного приза? Зачем идти вперёд, если не видишь цели?
Я в своё время насмотрелся на похожую картину. Ральф вёл себя очень похоже. Он не хотел жить. Моих титанических усилий не хватило на то, чтобы заставить его желать нежеланного. Бросив вызов, я попытался заставить почувствовать его пережить то, с чем жил я сам.
И, увы, слишком преуспел.
Не сумев справиться с тем, кого знал и любил долгие годы много лет тому назад, имею ли я хоть малейший шанс помочь этому мальчику, для которого я значу меньше, чем ничто? Сожалеть некоторых, сострадать им гораздо проще издалека, со стороны. Слишком колючие шипы ранят без разбора.
Не знаю, но что-то в Артуре меня зацепило за душу. Взяло, как говорится, за живое. И эта звенящая струна одним своим концом была закреплена за Ральфом, уходила в темноту и пустоту. Я видел с безотчётным ужасом, что до этой самой бездны у Артура осталось всего несколько шагов. И со свойственной мне глупостью ринулся в битву с очередной мельницей.
– Не подвинешься?
– Нет, – прозвучало в ответ.
– Не можешь или не хочешь?
– Не могу. В первую очередь, – с колючим смешком.
– Понятно.
Больше не задавая вопросов, я принялся расстёгивать на нём рубашку.
– О! Как многообещающе! – приподнял он бровь. – Но что-то мне к разочарованию подсказывает что всё будет крайне целомудренно?
– Тебя это огорчает?
– Чувственные удовольствия не для калек. Будучи инвалидом это ясно понимаешь. Ты ведь не на столько добрый самаритянин, правда?
Серые глаза смотрели колко, к насмешливому взгляду неприкрыто примешивался яд.
– Правда. Закрой глаза.
– Зачем? – искренне удивился Артур.
– Чтобы не отвлекать меня.
Артур подчинился без лишних слов.
С закрытыми глазами он выглядел ещё более ранимым и измученным.
Ещё до начала сеанса (или как назвать то, что происходило? Не знаю), я понимал, что ощущения будут не самые приятными. Что-то в хрупком, истощённом теле было поломано почти окончательно, если даже наша кровь никак не могла устранить повреждения.
Положив ладони ему на живот я, в свою очередь закрыл глаза и сосредоточился, мысленно представляя, будто сливаюсь с телом, лежащим предо мной, обращаясь в одно целое.
Появилось привычное головокружение. Во рту явственно ощущался металлический привкус крови. В ушах зашумела кровь, потом резкая боль едва не заставила потерять сознание.
Теперь моей задачей было, во-первых, отделить его ощущения от собственных, во-вторых, понять, где они локализуются, а дальше, проанализировав, понять степень проблемы и найти способы её решения.
Обычно у моих милых родственничков два крупных болевых очага. Первый, внизу, ближе к паховой области, связан чаще всего с нашей не разборчивой и активной половой жизнью. Второй в области желудка, там, где находятся железы, вырабатывающие ферменты или гормоны, обеспечивающие скорость регенерации тканей. Чем сильнее повреждения в организме, тем интенсивнее боль. Ну а остальные островки разбросаны по телу в зависимости от ранений.
Принцип действия понять не сложно. Получив повреждения мозг даёт команду к выработке гормонов, гормоны устремляются к очагу поражения и восстанавливают ткани. Все токсины и шлаки снова собираются и возвращаются в область желудка. Когда процесс заканчивается, случается то, что в нашей семье принято именовать приступом – вместе с фонтаном крови организм избавляется от всех отработанных продуктов.
Со стороны смотрится всё это жутко. Но обычно, учитывая это, никто из нас не стремится оказаться в местах скопления народа и центре внимания. Поэтому большинство людей находятся в счастливом неведении о наших особенностях и все довольны.
В теле Артура не было острых очагов боли – всё его тело было один сплошной пожар. От позвоночника, как от древа ветви, боль расходилась лучами ко всем органам. Она не стихала и не увеличивалась, была постоянной и почти невыносимой.
Вместе с его сердцем моё начало захлёбываться кровью, и я отпрянул, поймав его насмешливый и одновременно уставший взгляд.
– Ты точно не хочешь попробовать со мной переспать и за одно почувствовать, какого это? Уверен, ощущения будут просто феерическими.
– Настолько, что тебе вряд ли удастся их пережить, – зло огрызнулся я.
– Не особо огорчусь если и так. Но я лишён возможности настаивать. Я вообще лишён каких-либо возможностей. Перебитый позвоночник, знаешь ли…
– Когда ты принимаешь морфин, ты можешь двигаться? – спросил я, перебивая.
– Что? – не понял Артур.
– Твой позвоночник давно восстановился, Артур. Ты не парализован.
Он посмотрел на меня, как на идиота. На мгновение на его лице даже промелькнуло нечто, похоже на обиду.
– Правда? Тогда я, наверное, просто ленюсь ходить? Это ведь так приятно, когда тебя в буквальном смысле слова носят на руках.
– Я серьёзно. Ты не парализован. Вернее, тебя парализует не отсутствие связи между нервными рецептарами.
Он всё ещё меня не понимал.
– Это делает боль, – пояснил он. – Ты живёшь с постоянным болевым шоком. Тут особенно не побегаешь.
На лице Артура отразилась смешенная игра чувств:
– То есть, если я сумею научиться терпеть то, что сейчас чувствую, способность ходить вернётся ко мне? – с надеждой спросил он.
– Теоретически можно сказать и так, – согласился я. – А вот практически научиться терпеть боль у тебя вряд ли получится. Пытаться её перешагнуть неправильный путь.
– Есть другой? – раздался за моей спиной голос Ливиана.
И тут же лицо Артура, маска на котором вроде как начала таять, мгновенно замкнулось.
Переведя взгляд с одного брата на другого, я кивнул: