Ангелы не умирают
Шрифт:
– Что ты творишь? – глаза Каролина сверкали от злости, а губы слегка припухли от поцелуев. – Ты пьян?
– Трезв до тошноты. Хотя это следует исправить, – резко отшатнувшись от моей недотроги, я пробежался взглядом вдоль полок бара, прикидывая, чем бы скрасить вечер.
– Как я понимаю, на твою компанию рассчитывать глупо? Случаем, сейчас не время для вечерней молитвы? Мне думается, ты неправильную стезю выбрала. Нужно было податься не в сестры милосердия, а в монашки, – довольно жёстко бросил я.
– Какая муха тебя укусила? Ты ведёшь себя как…
– Как? – уточнил я, деловито вытаскивая пробку из бутылки шампанского.
– Как хам!
– Тебе не с чем сравнить. Моё поведение в данный момент, конечно же, не верх совершенства, но… хам? Фу! Как по-плебейски это звучит. Давай сойдёмся на том, что моё поведение дерзко и недостойно джентльмена? В вашем веке смешно вести себя как джентльмен. Может быть всё-таки выпьешь со мной, красавица? Или уставом монастыря запрещено? Наверняка запрещено. А тебе определённо пойдёт монашеский клобук. Когда разведёмся, напомни сделать щедрое пожертвование…
Катрин вырвала у меня из пальцев бокал с Non-dosage и, сверкнув глазами, словно рассерженная кошка, уселась напротив, закинув одну стройную ножку на другую.
– Я протестантка. Ни о какой келье и речи быть не может.
– Можно сменить веру, пока не поздно. Уверен, пост, уединение и труд придутся как нельзя больше тебе по душе.
– У тебя есть причины так вести себя со мной?
Как же бесит её дурацкая привычка задавать вопросы, сбивающие с толку!
– Причины?
– Да, причины, Альберт! Иногда я готова начать доверять тебя, но после таких выходок как сегодня?.. Ты притащил меня в пустой дом, оставил на весь день, шлялся бог весть где, не отвечая ни на один звонок. Вернулся весь взъерошенный и какой-то дикий. Наговорил гадостей… я уже помолчу о том, что вырвал мне клок волос и ободрал губы.
– Да. Об этом уж лучше помолчи, – согласно кивнул я, залпом опорожняя свой бокал.
Катрин сегодня решила взять на себя роль моего психотерапевта. По крайней мере интонации её голоса весьма напоминали одного знакомого из далёкого прошлого.
– Ты злишься лично на меня или просто спускаешь пар, накопившийся за день?
Хороший вопрос.
– Пожалуй и то, и то. И ещё, Катрин, мне не нужно сейчас понимание. Мне нужно кое-что более лёгкое…
Лицо её сделалось совсем холодным и отстранённым, будто она опустила невидимое забрало как рыцарский шлем.
– Тебе нужно. Ты – хочешь или – не хочешь. Ты желаешь или – не желаешь. Но за всем этим чётко прослеживается одно: тебе совершенно плевать на меня! Мои желание, мои стремления ничего для тебя не значат. Я недостойна даже того, чтобы просто со мной поговорить?
– Да всё что мы делаем, это только говорим, говорим и ещё раз – говорим!
– А чего ты ждал? Что я кинусь на тебя с поцелуями?!
– Да! Что в моём желании сверхъестественного?
– Ты спишь со всеми подряд и удивляешься, что я стараюсь держать между нами дистанцию?
Я окинул её взглядом, не зная, смеяться или швырнуть бокал на пол со злости. Иногда женщины – такие женщины.
– А с чего ты взяла, что я сплю со всеми подряд?
– Ты этого и не скрываешь.
– Катрин, пара интрижек, случившихся у меня за несколько месяцев, даже не стоят обсуждения. Возможно, для тебя мои слова прозвучат открытием (хотя в ваш просвещённый век это просто умилительно, право слово!) но у мужчин (как и у женщин, ага!) есть определённого рода потребности. И время от времени их приходится удовлетворять.
– И ты решил, что удобнее всего было бы удовлетворять все потребности в одном месте?
Наши взгляды скрестились.
В её глазах плескался вызов и всё тот же нордический холод. Она всё время выставляла между нами стену.
– Почему ты боишься меня? – спросил я.
– Я тебя не боюсь, – ответила Катрин слишком поспешно.
– Ладно, не меня. Чувств ко мне. Ты ведь потому так рьяно обороняешься, что боишься привязаться?
Кажется, мои слова её окончательно заморозили.
– Я не хочу… – начала она и слова словно пристыли к губам, так и не сорвавшись.
– Не хочешь – чего? Влюбляться? – услужливо закончил я фразу.
– Именно так. Всё правильно. Я не хочу влюбляться. В тебя.
– Но это уже произошло.
В серых глазах сверкнула молния.
– Тебе это кажется забавным?
– Мне это кажется приятным. Ведь приятно, когда тебя любят. Правда?
– Не знаю, – передёрнула Катрин плечами, словно сбрасывая невидимую мне руку. – Меня никто никогда особенно сильно не любил.
Между нами повисла пауза.
Это брошенная как бы между прочим фраза отчего-то больно резанула по сердцу. И накрыло состоянием дежа вю.
«Тебе легко говорить, золотой мальчик. Ты же у нас всеобщий любимчик! Чтобы мы не натворили, ты всегда чистенький! Для матери ты свет в окошке. Вся семья смотрит на тебя как на слегка запылившегося ангелочка. Даже Ральф любит тебя! Тебе никогда не понять таких как я – тех, кого никто никогда по-настоящему не любил».
Из-за чего мы тогда с Синтией в очередной раз поссорились уже не помню. Мы всегда ссорились. Из-за чего-нибудь.
И опять возникло то самое чувство, будто жизнь раз за разом ставит тебя в похожие ситуации словно пытаясь заставить сдать экзамен.
Или понять что-то важное, что всякий раз ускользает.
– Твои родители – они умерли?
И только задав вопрос я со стыдом вдруг понял, что спрашиваю об этом впервые.
– Живы. Просто им нет до меня дела. Впрочем, я удивлена, что они до сих пор не заявились. Деньги оба любят, – с горечью добавила Катрин. – А денег у меня теперь…
– Почти как звезд на небе.