Ангелы не умирают
Шрифт:
– Затем, что могу и так хочу. Чтобы ты понял, мальчик, кто в городе главный. И больше не смел мне переходить дорогу. Или, как вариант, всё-таки её перешёл, объявив настоящую войну. А то в последнее время развлечений почти нет.
– Ты чёртов сукин сын!
– Точно. Жаль только, что не имею радости знать ту суку, что произвела на свет наш щенячий куток. Ладно, сладенький, если поторопишься, может быть сумеешь отскрести то, что останется от твоей драгоценной адвокатессы от плит моего ангара. Жду тебя с нетерпением, красавчик.
– Рэй?..
Но в трубке слышались лишь короткие гудки. Связь была прервана.
С размаху в ярости я ахнул мобильник об стену с такой силой, что он разлетелся по комнате, брызгая пластиком и электронной начинкой.
– Что случилось?
Только услышав её голос, я вспомнил, что Катрин всё это время была здесь.
Но сообщать ей о бедственном положении её дражайшей Линды я был не намерен. К тому, что она встанет на хвост от переживаний никому легче не станет.
– Альберт? Что-то не так? – не хотела она униматься.
– Да. Кое-что не так, – раздражённо отмахнулся я, направляясь к двери.
– Ты куда? Да что происходит?
– Мне нужно срочно встретиться с одним…хм-м, назовём его деловым партнёром.
– Каким ещё деловым партнёром?
– Ненадёжным и противоречивым. Пожалуйста, Кэт, – вскинул я руки. – Не мучай меня сейчас вопросами. Мне и так тошно.
– Но…
– Я объясню тебе всё позже. А сейчас, задавая лишние вопросы, ты только заставишь меня лгать.
Я несся на всей скорости, которую можно было выжить на городских, запруженных машинами, улицах. Откровенно говоря, мне чертовски хотелось придушить Рэя. Хотелось до такой степени, что руки иголками кололи.
Он объявил мне войну? Он её получит!
Свернув на уже знакомую дорогу, уводящую от основной трассы к псевдо-военный ангарам, я стал ближе к цели ещё на несколько миль. Удовлетворения от этого было сомнительное.
Откровенно говоря, я испытывал ужас перед тем, что мог увидеть. Перед глазами мелькали картины недавнего убийства. Представить на месте той несчастной Линду мой разум отказывался. И в тоже время просчитывал как возможный именно худший вариант событий. Что я скажу Картин? Мередит? Ведь именно мне придётся брать на себя организацию похорон, не припрягать же к этому Кэтти.
Я тряхнул головой, стараясь избавиться от прокручивающихся в моей голове, один за другим, кадров. Не получалось. Они лишь делались ярче, обрастая кровавыми подробностями и реалистичными деталями, избавиться от которых можно было только сильнее давя на педаль газа, так, что мотор ревел раненым зверем, надрывно и зло.
Если эта падаль убьёт Линду, мне придётся дальше жить с сознанием, что это произошло по моей вине. А я терпеть не могу муки совести.
Белое полотно снега брызнуло порванными грязными лоскутами под колёсами моего авто, когда я резко ударил по тормозам перед преградившими мне дорогу воротами, не меньше всего остального напоминавшими военную заставу.
Невысокий, перекаченный охранник в кожанке, демонстративно похлопывая по бедру, где, нужно полагать, притаился пистолет, в раскачку, как обожравшийся медведь уверенный, что добыче всё равно не уйти, приблизился к окну, которое, чтобы услышать его гортанный говор, мне пришлось опустить.
– Кто такой?
Не зная о том сам, он был яркой иллюстрацией того, насколько чувство безопасности, в котором мы пребываем, по сути, ложно. Оттого, что благодаря стероидам его мышцы перекачены в тугие валики, а под рукой пушка, он считает меня слабым, а себя – хозяином положения. Но, как писал великий Экзюпери: «В действительности всё иначе, чем на самом деле». Для того, чтобы уничтожить его, мне достаточно этого пожелать и немного потерпеть боль (обычная плата за осуществление желаний подобного рода). Даже из машины выходить не нужно. Он сдохнет от остановки сердца или оторванного тромба и ни одни местный медик (даже моя драгоценная Катрина, окажись она сейчас здесь) не смогут мне пришить это в актив. Никто, кроме меня и бога не будет знать, кто в этом виноват.
Всё, что отделяет другого человека от смерти – лишь моя совесть. Благо у меня она, в отличие от Рея, есть. Хотя и действует порой своеобразно.
– Альберт Элленджайт. Кинг ждёт меня. Не заставляй, приятель, ждать нас обоих.
А если ослушается – извини, парень. Очень надеюсь, что за твоей спиной на останется сирот.
Качок не ослушался. Видимо, меня ждали и отдали соответствующие распоряжения.
Ворота распахнулись. Не то, чтобы дружелюбно. Но проехать – можно.
За воротами меня поджидали ещё два охранника. Они охотно составили мне почётный эскорт в путешествии к центру земли, сопроводив через всё тускло освещённые бетонные переходы и длинные, унылые металлические лестницы, то ли испуганно, то ли раздражённо трясущиеся при каждом шаге.
Я не особо парился в стараниях запомнить дорогу. Слишком много чувств меня переполняло и самой ведущей в этом эмоциональном, тесно сплетённом клубке, была злость.
Когда передо мной толкнули дверь и сердце пропустило несколько ударов, пока взгляд обегал комнату, действующие в ней лица, а мозг анализировал полученную информацию.
Хорошо было то, что Линда была жива. Гора с плеч. Плохо то, что положение, в котором я её нашёл, не назовёшь достойным.
«Насилие – крайняя степень нужды», – говорил когда-то Ральф. Вряд ли он имел тогда нечто подобное.
Картина неприглядная. Скорее гадостная, чем жестокая. И самое тошное, что в роли насильника выступал Ливиан. Я успел по-своему к нему привязаться.
При виде меня лицо Линды исказилось и, если её лицевые мышцы устроены так же, как у большинства людей, оно выразило неприкрытую ненависть.
Возможно, у неё были на то причины. Если бы не я, она бы сюда не попала.
Когда Ливиан имел неосторожность обернуться я не стал сдерживаться и позволил себе со всего маха расквасить ему нос, испытывая садистское удовольствие при виде крови, залившей его лицо.
Да, я знаю, что для нас сломанный нос не имеет такого значения, как для других людей. Что ровно через пять минут кости срастутся, и даже синяка не останется. Но я не преследовал цели его изувечить или по-настоящему изуродовать. Это всего лишь был сигнал о том, что намечающаяся дружба скончалась тут на месте.
Прежде чем я успел повторить, моя рука оказалась в контрзахвате.
– Тихо, тихо, хозяин жизни! Для мальчика из хорошей семьи у тебя слишком горячий нрав и плохие манеры.
– Пусти меня, – потребовал я, откровенно говоря не слишком хорошо представляя, что будет, когда он откажется.