Ангелы времени
Шрифт:
***
Цезарь Шантеклер покинул Лабораторию спустя сутки после разгрома осаждавших город-притон теократов.
Выслушав все рапорты всех выбранных в спецотряд нейроквантового удара, а таковых было ровным счетом пятьдесят человек, Шантеклер, да и весь оперативный штаб адмирала Оди, признал результат беспрецедентным, если не сказать пугающе беспрецедентным.
Внешнее время операции заняло чуть более десяти минут, и то по причине неодномоментности действий и использования кораблей для доставки спецштурмовиков на орбиту с последующим инъекцированием их прямо в шлюзовых камерах перед самой высадкой на ковчеги.
Наземная операция проводилась от силовых терминалов, где инъекцирование провели значительно быстрей. Шестьдесят два приземлившихся после отступления дракаров модуля были уничтожены за двенадцать секунд группой из пятнадцати человек…
Последний из группы, получив инъекцию, уйдя на задание, вернулся спустя три секунды после укола, сообщив при этом, что провел в вылазке два часа и посвятил себя тому, что сломал десять
Вообще, психологическое состояние большинства участников спецотряда после выполнения боевого задания в режиме нейроквантового поля на поверку оказалось очень скверным и даже тяжелым, подавленным. И причина таких настроений была как раз в том, что невыносимо трудно уничтожать обездвиженного противника, не успевающего, а точней, неспособного даже помыслить о сопротивлении.
Парадокс нейрокванта, возможно, один из самых фундаментальных, состоял в отсутствии выраженной ненависти, сознательной агрессии. В конечном итоге рапорты всех участников контрудара вели именно к этой проблеме. Сорок пять из пятидесяти инъекцированных нейрозамедлителем признались в том, что никогда больше не хотели бы повторять такой эксперимент. Тридцать из пятидесяти сообщили, что никогда в жизни не хотели бы браться за оружие, даже если бы им пытались объяснить и доказать всю справедливость какой-либо войны и какого-либо возмездия.
Терциния, которая, до этих выступлений, прочитала свой отчет о полете в режиме нейроквантового поля, слушая рассказы очевидцев-исполнителей, вздрагивала и бледнела. Она, вернувшаяся из белого вакуума, привезла совсем иные ощущения, находившиеся в другом ряду сравнений и открытий, которые, по ее мнению, переворачивали всю картину мира. Ее страхи и беспокойство за жизнь одного человека теперь усилились страхом за людей, что вынуждены были испытать и узреть в себе другую сторону «медали» нейроквантовых эффектов. И эта сторона имела определенный моральный смысл, научный же интерес к таким «открытиям» выглядел кощунством. Как уравновесить эти чаши весов? Кто бы мог взяться за подобную задачу? Терциния надеялась, что только сам гениальный изобретатель нейрозамедлителя может справиться с противоречиями своего открытия, но слово на собрании взял не Гильгамеш, а Дамиан Гомер.
— Я не могу ответить за всю цивилизацию Нектарной звезды, и вряд ли это вообще возможно. Нечто или Некто, именуемый гением нашей цивилизации, решил провести нас по краю жизни и смерти. Мы восприняли это испытание как высший предел, и мы стали искать ответ. Мы стали сопротивляться, поняв, что не заслуживаем смерти, да и как могло возникнуть другое мнение! И в то же время, часть из нас, именуемая теократами, ответила на этот вопрос по-другому. Убедить их в обратном невозможно. Сами переговоры с ними невозможны, ибо, прежде всего, отвергаемы ими. Они не встраиваются в наши планы, в наш поиск Спасения. Мы увидели, что их план ужасен в основе, потому что подобен вирусу, пытающемуся защитить себя, переходя на все, что способно его удержать. Они фанатики, скрытые или явные, но они таковы, и они доказывают нам это. Как вирус они проникли в программу Спасения, и как вирус, который убивает, замещая собой здоровые клетки, они заполнили не один десяток ковчегов, покинувших систему… Рано или поздно вирус проснется и станет действовать и попытается по новой поработить тот организм, который его перенес, или же тот, который будет поблизости. Он может не затронуть носителя, но наверняка затронет его соседа. Доктор Гильгамеш изобрел что-то вроде вакцины. Мы знаем, как эта вакцина работает. Эффективно. Она убивает вирус. Против нее он бессилен. Но действие этой вакцины обладает и другими последствиями.
Она изменяет волю того, кто ее хотя бы один раз применил… Эта воля в принципе отрицает насилие, отрицает даже в отношении к вирусу. Вы считаете это неразрешимым пардоксом. Я так не думаю. Все изменится, если мы решимся на радикальный шаг: мы дадим теократам отпробовать нашу вакцину на себе… Теперь уже очевидно, что нейроквантовое поле, кроме воздействия на время и пространство, меняет самого человека, его психику, его сознание, причем изменяет в таких пределах, о которых мы еще не подозреваем. Я предвижу ваши споры и ваши сомнения, но я также предвижу и ваш будущий ответ. Гильдия передала мне права координатора над тысячами технологических анклавов. Вы утвердили меня в роли руководителя нового плана Спасения наших миров, но сейчас я готов предложить вам еще один. Уверен, что даже уважаемый доктор Гильгамеш не подозревает о таком повороте…
Гильгамеш, сидевший в первом ряду, рядом с Цезарем Шантеклером, насторожился, хотя и видно было, что эта его реакция выглядела вполне дружелюбно.
— Поясните, мэтр Гомер, — попросил Гильгамеш, окинув взглядом сидевших сзади, и, подавшись вперед, уперся локтями в колени. — Вы хотите отказаться от идеи строительства силового барьера во время пресловутого парада планет?
— Ответить не просто… Строительство барьера было бы возможно, если бы к нашему плану присоединился Королевский Двор и Республика астероидов.
Зал безмолствовал. Молчал и Гильгамеш. На юном лице (или маске) на несколько секунд нарисовались глубокие морщины. Кажется, этого никто не заметил, никто, кроме Гомера, стоявшего перед собранием у маленькой трибуны. Но вот Гильгамеш собрался внутренне, вернул себе молодость. Встал с кресла и подошел к Гомеру, внимательно заглянул ему в глаза и так же развернулся к залу.
— Когда-то, еще до того как мы вместе с мэтром Гомером открыли вход в нашу засекреченную Лабораторию и начали свои эксперименты, так вот тогда, я помню, мэтр Гомер сказал мне, что у каждого из нас свой план действий, но мы при этом заключили партнерство. Вы удивительный человек, Дамиан, и знаете почему? Вы опять построили свою идею на вере. Но сейчас вы подкрепили веру всем тем, что нам постепенно становится известно о нейрокванте. Да, мой препарат изменяет и время, и пространство, и, вероятней всего, сознание также… Люди, которые выступали здесь, перед нами, потерявшиеся в сомнениях по поводу правильности своих действий, все они требуют нашей психологической помощи. Посмотрите друг на друга, посмотрите на меня, на мэтра Гомера, на адмирала Оди, посмотрите на Терцинию, вспомните каждый внутри себя, что вас делает людьми? Ответ будет простым и точным — вера. Какова она в сути? Можете ли вы утверждать, что те тысячи теократов, которые погибли сегодня и лежат мертвыми в кратерах Второй Луны, не имели внутри себя веры? Мой ответ — имели. Но наши две веры не совпадают. Мэтр Гомер прав — мы должны дать возможность лиловым тогам испытать нашу «вакцину», и мы будем предлагать им ее с большим риском для себя. Но такова неизбежность — рисковать тем, кто испытывает веру друг друга… У вас, Дамиан, есть одно удивительное качество — вы провидец. Я поражен вашим провидением относительно излечения нашей Догорающей звезды. Я бы просил вас, как своего друга и партнера, и я надеюсь, со мной согласится все собрание: выйдите в системный эфир. Пусть вас услышит и Королевский Двор, и Республика, пусть вас услышат и теократы. Расскажите им о событиях на Второй Луне, расскажите о тех, кто прошел нейроквант с оружием, расскажите обо всем, что мы испытали, и что открыли, и во что верим!
Никогда, кажется, Гильгамеш не говорил еще столь проникновенной речи, был ли он сейчас шутом, или ученым, или гением, или настоящим ангелом времени, а может, был всем одновременно…
Собрание штаба адмирала Оди завершилось. Победа над теократами, вырванная силами всего одного спецотряда, использовавшего нейрозамедлитель, с одной стороны, воспринималась как избавление, но с другой стороны, вызвало огромную моральную проблему.
Население города-притона, конечно, об этой проблеме ничего не знало. Население благословляло своих покровителей-ученых и самоотверженных пиратов. Узнав о потерях, которые понес флот адмирала Оди, инициативные притонщики организовали кампанию по набору добровольцев, их списки были доставлены бургомистру уже утром следующего дня. Гаргантюа, безмерно восхищенный таким обстоятельством, с гордостью передал эти списки адмиралу Оди. В то же утро пришло системное сообщение от Казенщика и гильдии утильщиков литейного анклава о том, что найден дракар Гулливера-Чекрепка и сам капитан-предводитель, которому оказана медицинская помощь. Благородный сын благородного родителя жив, хотя получил сотрясение мозга и множественные ушибы. Гильдия решила отметить смелость Гулливера, подарив в его владение одиннадцать новехоньких дракаров.
Утильщики также сообщали, что готовы и в дальнейшем возмещать все технические потери флота и что данный вопрос отдается в полное ведение мэтру Гомеру, чьи рекомендации признаются главенствующими для всех кораблестроительных анклавов.
Цезарь Шантеклер с делегацией покинул Вторую Луну на своей яхте в сопровождении четверки бригов, увозивших раненых и всех своих участников спецотряда. Большинство этих людей нуждались в безотлагательной психологической помощи.
Великий коллекционер увозил и в своей голове совершенно удивительные впечатления, привыкнуть к которым или хотя бы дать им определенную оценку он еще не был готов, ибо они, как ему справедливо казалось, затрагивали основы мировоззрения абсолютно на новом уровне.