Анна Фаер
Шрифт:
– Таким, какой он сейчас.
– А тебе он сейчас не нравится? Хочешь, чтобы он был, как раньше? Как ты вообще можешь этого хотеть? Ты даже не была с ним знакома!
– Я знаю, что он был счастлив тогда! А сейчас он страдает! Я говорила с ним, когда он был пьян. Он рассказывал, как ему плохо. В трезвом состоянии он бы никогда не стал жаловаться, но тогда он был пьян и рассказал мне обо всём, что ему наболело. А наболел ему ты.
Алекс молчал. Он держал в руках бутылку из зелёного стекла и смотрел на неё зачем-то. Смотрел так внимательно, будто хотел с помощью телекинеза стекло разбить или нагреть вино, или и вовсе превратить
– Разве меня должно волновать, что он страдает? Я ведь тоже страдаю. А это никого не волнует. Всем плевать.
– Меня волнует,- вдруг вырвалось у меня.
Максу плохо – я хочу помочь Максу. Плохо Алексу – я хочу помочь Алексу. Я хочу помочь любому, кто в этом нуждается.
– Тебя не волнует. Ты переживаешь только за своего дружка. Ты не можешь переживать за меня. Никто не переживает за чужих людей.
– Нет, ты не прав. Я, правда, переживаю.
– Врёшь,- у него на лице снова появилась его жестокая дьявольская улыбка. – Однажды на моих глазах с крыши сбросился какой-то человек. Я его не знал. Просто стоял в толпе таких же ничего не понимающих людей, как и я сам. Было много крови. Была скорая. Кто-то сильно плакал, людей опрашивали. А я,- он замялся,- я просто пошёл домой и сидел весь вечер один на кухне. Пил белое вино. Тогда я много думал. Очень много. Но не о смерти, нет. Мне было весело, я думал о том, как хорошо сидеть у себя на кухне и пить в одиночестве. И я думал о том, что я могу это делать, а тот, кто сегодня разбился насмерть, нет. Знаешь, мне совсем не было жалко того человека.
– Ты злой,- снова не удержала язык за зубами я.
Иногда я просто говорю то, что думаю. И иногда это бывает очень неуместно, иногда даже неловко. Но, тем не менее, периодически у меня это проскакивает.
– Знаю, я тем вечером это тоже понял. Смотри,- он показал мне свою татуировку.
– Зло внутри меня,- машинально перевела с английского я.
– Я тогда совсем глупым был. Верил в то, что есть добро и зло.
– Оно есть.
– Нет. Нет в этом мире чёрных пятен, нет белых. Наш мир одна большая серая лужа. Потому, что всё белое и чёрное, уже давно смешалось. И назад эти цвета уже никак не вернуть.
А потом он словно очнулся, посмотрел на меня виновато и сказал:
– Тебе, должно быть, неинтересно. Это ведь не касается Макса.
– Это касается тебя! Ты тоже страдаешь! – заговорила я пылко. – Мне тоже тебя жаль! Мне жаль, что всё так глупо. Ты страдаешь из-за Макса, он из-за тебя. Неужели вы не можете что-нибудь решить?!
– Ты смотришь поверхностно.
– Разве?
– Да,- Алекс закрыл глаза и опрокинул голову так, что она стала лежать на крае ванны, под которой мы сидели. – Макс не из-за этого страдает. Я ведь уже говорил с ним, ты, видимо, не знаешь об этом.
Я неопределённо кивнула головой. Я как-то совсем не учла то, что эти двое и без меня могли поговорить. А зная то, что они пили вместе в последний день лета, то между ними уж точно был хоть какой-то разговор.
– Его не я расстроил,- сказал безразлично Алекс.
– Его расстроил тот факт, что люди всегда уходят. Их забирает смерть, они сами делают тебе больно, а потом исчезают, им иногда приходится всё бросать и уезжать. Это бывает по-разному. Но уходят они всегда. А он просто не может этого принять.
– Ладно,- растеряно произнесла
– А почему я должен быть счастлив? – спросил он у меня грубо.
Грубость мне эта очень не понравилась. Я не так выражаюсь. Она меня напугала. Он сказал это очень злобно.
И Алекс это заметил. Он сразу же решил загладить вину.
– Это очень долго рассказывать,- сказал он. – Я бы мог, но, знаю, что ты не захочешь.
– Не знаешь ты ничего! Ты ничего не можешь знать точно. Всё вокруг слишком нечёткое, чтобы быть таким уверенным.
– Нечёткое? У тебя плохое зрение, если всё вокруг нечёткое,- он сразу же напомнил мне Макса.
С Максом я уже всё для себя решила. Просто буду с ним всегда рядом, дам понять, что люди не всегда уходят. Но что делать с Алексом? В чём его беда?
– Я готова тебя послушать,- сказала я. – В конце концов, у нас есть вино и тихая комната. Что мне здесь делать, как не слушать чей-то рассказ о жизни?
– Слушай. Я несчастлив потому, что в моей жизни нет ничего, что могло бы меня сделать счастливым. У меня есть всё, но мне ничего не нужно. Я могу купить что угодно, поэтому мне ничего даже не хочется. А то, чего я хочу, просто невозможно получить. И сам факт, что это невозможно, никогда не позволит мне быть счастливым.
– А чего ты хочешь? – спросила я заинтересованно.
– Новый лучший мир. Утопия, которая могла бы быть, если бы не людское эго.
Я знаю, что мои глаза засияли:
– Алекс! Я тоже этого хочу! Это и моя мечта тоже!
– Не ори в самое ухо,- сказал он спокойно. – Этого я не ожидал.
– И я не ожидала! Это ведь замечательно! Но постой,- я вдруг задумалась. – Почему это делает тебя несчастным? Меня ведь не делает.
– Потому что я знаю, что этого никогда не будет. Знаю, но мечта всё равно живёт. И я словно динамит в себе ношу. Каждая несправедливость, каждый акт агрессии, одни словом, всё, чего быть не должно, нагревает фитиль. Я взорвусь когда-то. Вспышка света – и меня больше нет.
Он замолчал. Сделал глоток вина, протянул мне бутылку:
– Пей, если хочешь слушать. Иначе будет тяжелее воспринимать. Я про это всё никогда не говорю, а если говорю, то только выпив.
Я тоже сделала глоток. Алекс начал говорить:
– Почему я несчастен? Хочешь знать? Я скажу! Меня всё бесит, я ненавижу всё вокруг каждой клеточкой тела. Когда рядом был Макс, всё было не так уж и плохо. Но, наверное, дело не в нём. Просто я был маленьким и ничего не понимал. А теперь, когда понял, мне жизнь не жизнью стала. Наказанием,- он истерично засмеялся. – Я просто физически ощущаю на себе всю несправедливость, которая совершается в мире каждую секунду. Меня бесят деньги, бесит то, что я и все другие люди для кого-то просто рабы, бесят свиньи, которые наживаются на горе других. Как же меня это всё бесит!
Как-то, когда я ещё учился в школе, я сказал на уроке, что люди – рабы. Мы работаем не на себя. Нам обещали радостный и честный труд, а на деле все работают, чтобы не умереть от голода. Только правящей верхушке выгоден такой расклад. Мне сказали заткнуться.
Я замолчал. Но начал думать обо всём этом больше. Книжки читал, со знающими людьми разговаривал. И в моей голове стала складываться картина мира. Устрашающая картина. Всё вело к тому, что быть счастливым невозможно. В мире всего-то человек триста, которые могут быть счастливыми. А знаешь почему?