Анна, Ханна и Юханна
Шрифт:
– Ты ведь живешь в том же доме, что и мы, – сказала она. – Но наши дети находятся в лучшем положении, чем другие, – они не слышат постоянных ссор.
– Ты права, как всегда, – усмехнулся он. – И это очень плохо, потому что именно за это я тебя ненавижу. Ты удивительно практична. Но я не могу без тебя жить. Мне упасть на колени?
Он не заметил, что она плачет.
– Ты никогда не понимала, что все мои истории с бабами – это всего лишь отчаянные попытки достучаться до тебя. Но у меня ничего не вышло. Ты просто махнула рукой на мои измены. – Он злился, ее муж, но продолжал: – Женщины твоего типа всегда внушают
«Вы относитесь к тому типу женщин, которые кастрируют своих мужей».
Анна вышла из оцепенения:
– Но почему так ужасно, что тебя видят насквозь, и почему так важно главенствовать?
– Этого я не знаю.
Именно тогда она подумала, что Рикард пал жертвой мужского стереотипа, и он не настолько непроходимо глуп, чтобы не понимать этого. В отличие от папы.
– Анна, со всеми этими историями покончено. Я тебе обещаю.
В этот момент она сорвалась:
– Ты идиот. Твоя неверность высосала из меня все жизненные соки, все, что составляло мое «я», мою уверенность, мое целомудрие. Я умерла, ты это понимаешь? От меня осталась только ведьма, которую ты так боишься.
По его лицу она увидела, что он все понял. Наконец-то он понял.
– Господи, господи боже мой, – сказал он. Потом едва слышно добавил: – Почему ты никогда мне этого не говорила?
Она заплакала, рыдания душили ее, не давая говорить. Но он вдруг пришел в ярость:
– Это ты заставила меня плохо к тебе относиться. Я возненавидел самого себя. Ты хладнокровно наблюдала, когда я изо всех сил пытался что-то сделать, потому что это ровным счетом ничего для тебя не значило.
– Это не так! – выкрикнула она, и только теперь он не смог не увидеть, что она плачет.– Ты плачешь! Раньше ты никогда не плакала.
Она расхохоталась, истерически, язвительно, так, что сама испугалась своего смеха.
– Какая ты добрая, – сказал он.
Но она продолжала хохотать, не в силах остановиться. А когда наконец умолкла, Рикард сказал:
– Я не хочу видеть твоего горя, ты дошла до безумия ради того, чтобы я что-то понял. Ты была так умна, так рассудительна. Я гордился тобой, я хотел, чтобы ты – такая умная и рассудительная – всегда была со мной. Но это стало моим проклятием. Ты чертовски сильна.
– Это не так. Я действительно едва не сошла с ума.
Но в это время на улице просигналило такси, и Рикард уехал.
Естественно, она знала, что хочет получить его назад. Надо было покончить с невыносимым одиночеством. И как быть с тоской по его сильному телу?
* * *
Анна посмотрела на часы. Начало шестого, пора позвонить папе! Как же тяжело было каждый день выслушивать его упреки:
– Что это ты вдруг вспомнила о своем старом папе?
– Я же звонила тебе вчера. Как себя чувствует мама?
– Хорошо. Я научил ее есть. Я съел кусочек котлеты и ложечку супа. Ты знаешь, она, как ребенок, тоже стала есть.
– Какой ты у меня умный, папка.
– Когда ты приедешь ко мне в гости?
– Я же была у тебя на прошлой неделе. Ты забыл?
– Я теперь так легко все
– Позвоню тебе завтра, как обычно.
Все. Разговор окончен, на этот раз все обошлось, но трубка телефона была мокрая от пота. Почему, черт возьми, ей так тяжело разговаривать с родным отцом, почему ей приходится каждый день буквально силком заставлять себя набирать его номер?
«Я просто хочу, чтобы вы умерли. Оба».
Всего через несколько дней после ссоры с Рикардом она отыскала ответ в книге, произведшей на нее большое впечатление: «Свободная любовь мужчины никогда не бывает надежной».
Да, это так, подумалось Анне.
Ее так захватила эта мысль, что она купила на почте открытку, выписала туда это изречение и отправила в римский отель, где жил Рикард.
Потом из Рима пришел ответ. Она должна была доставать из ящика его почту, и однажды обнаружила письмо, адресованное ей. Анна вскрыла конверт и прочла:
«Ты никогда не хотела меня слушать. Но тебе будет трудно устоять против написанного, поэтому я попробую объясниться с тобой в письме.
Ты наивна. Свободный мужчина – это такой мужчина, над которым не довлеет жена. Такой мужчина не нуждается в мести. Мои женщины в этом отношении были похожи на меня, они пытались мстить. По крайней мере, я из этого исхожу. Что касается первой из моих женщин, Сони, которую ты видела в Лидингё, то я точно знаю, что ее любовник присутствовал на вечере. Он мерзавец, с которым я давно знаком. Человек, которого я хотел унизить, которому хотел отомстить, существовал. Это ты. Мы – она и я – страдали одним и тем же типом катастрофического помешательства, нам надо было продемонстрировать, что такое любовь, – нет ведь власти без наслаждения от встречи самца и самки. Это извращение. Но извращение не уменьшает удовольствие, и я уверен, что и ты это понимаешь. Но ты, вероятно, не понимаешь того возбуждения, которое охватывает двоих, когда они встречаются для совершения дурного поступка, чтобы причинить кому-то вред.
То же самое было у меня и с другими женщинами. Правда, вышла ошибка с Лилиан. Она влюбилась в меня, и это стало моим проклятием. Я слишком поздно это заметил, и мы не смогли прийти к соглашению.
В результате мне потребовалось много времени, чтобы от нее избавиться. Ты в то время была беременна Малин, ты была богиней, а я – отвратительным чертом.
Теперь мы подходим к главному вопросу: зачем мне надо было тебе мстить? Ты честная, верная и милая – о такой женщине я мог только мечтать.Я ничего не знал о любви, когда мы с тобой встретились. Если бы я знал, то сбежал бы от тебя сразу. Собственно говоря, я не желал того изнуряющего подчинения, которое превращает человека, мужчину, в раба. «Свобода» обернулась твоей неограниченной властью надо мной. Когда ты дулась на меня за завтраком, мой день превращался в ад. Если же ты радовалась, то я пьянел от своего торжества. Всякий раз, когда ты раздражалась и ругала меня, я это вполне заслуживал. Я до сих пор боюсь твоей власти надо мной. Но я не смогу жить без тебя. У меня слабая позиция, ибо это я развратничал, лгал и изменял. Но я смею надеяться, что все может быть и по-другому, если ты – хоть однажды – постараешься меня выслушать. Ты очень гордый человек, но ты так воспитана, и в этом я тебя не упрекаю. Понять меня – всегда было ниже твоего достоинства. Или я ошибаюсь?»