Анна, Ханна и Юханна
Шрифт:
Письмо не было подписано. Интересно почему? Однако она улыбнулась, вспомнив, как отправила телеграмму в Рим:
«Мы встретимся на нашем старом месте на Троицу».
Потом она вспомнила, что подумала, получив письмо Рикарда: он требовал к себе избыточного внимания. Для того чтобы не потеряться в жизни, ему нужно было безусловное право выбирать то, что нравится, и отбрасывать все остальное. В этом была его слабость, его главная беда.
То, что он написал, было несоединимо с любовью, с зависимостью, без которой
Анна вспомнила возмущение Марии, когда та была еще подростком. Она залилась краской стыда и гнева, когда кричала своему отцу:
– Ты дурак, похотливый козел, ты стараешься всей своей жизнью убедить себя в своей неотразимости! В школе есть парни, такие, как ты, но девчонки, за которыми они ухаживают, смеются над ними. Я никогда не могла понять, как мама с тобой живет.
Мария не вышла замуж – так же как и Малин. Они жили как во все времена жили мужчины: сменяющие друг друга влюбленности, короткие связи. Но зато дети, которых они родили, избежали дьявольского треугольника: папа, мама, дети.
Анна с самого начала почувствовала, что у Рикарда нелады с самооценкой. Из-за властной матери? Из-за слабости отца? Но она была тогда молода и не захотела в этом разбираться. Излишнее понимание опасно, этому научила ее жизнь матери. Юханна всегда все понимала, и поэтому ей приходилось многое терпеть.
Анна вдруг вспомнила другую ссору – она случилась много позднее. Воспоминание было невероятно отчетливым. Анна явственно увидела вечернее заходящее солнце, светившее в окно гостиной. В косых лучах плясали пылинки. Рикард, как привык, назвал ее мамой, хотя в тот момент они были вдвоем. Она крикнула в ответ:
– Я не твоя мама, никогда ею не была и не собираюсь быть!
Она видела, что ему тяжело это слушать, но он взял себя в руки и сказал:
– Естественно, нет. Это просто оборот речи, глупая привычка.
Анна уже тогда поняла, что это не была глупая привычка и не оборот речи. Но тогда она не смогла высказать это вслух.
– Прости, я не хотела тебя обидеть, – сказала она, и инцидент был скоро забыт.
Но Анна живо представила себе лицо свекрови, красивое и надменное, и одновременно представила себе маленького мальчика, который тщетно ждал от нее нежности. Анна подумала: «Именно поэтому он так злится на меня – он мстит своей матери».
Она сделала новую запись. Ей понравилась новая мысль, но потом она засомневалась, поставила на полях вопросительный знак, подумала и записала:«Рикард всегда очень предупредителен с матерью, оберегает ее от любой критики, но о своем умершем отце он отзывается с нескрываемым презрением: «Он был шутом».
Она услышала, как поворачивается ключ в замке.
– Я принес свежую камбалу! – крикнул Рикард из прихожей.
– Чудесно, я сейчас иду.
– Я пока приготовлю чего-нибудь выпить.
Они подняли
– Почитай, пока я буду чистить картошку.
Вернувшись в кухню, Рикард сказал:
– У тебя получилась книга, Анна. Чертовски сильная книга.
Она зарделась от радости:
– Она получается слишком ностальгической, ты не находишь?– Нет. Впрочем, в ностальгии нет ничего плохого.
Он всегда помогал ей в работе. Помогал с самого начала. Именно ему принадлежала идея о том, что Анна должна написать популярную историю своих бед.
– Это куда более завидная участь, чем протирать штаны на факультете.
Она хотела многого добиться в жизни.
– Ты думаешь, я с этим справлюсь?
– Мы справимся, – уверил он ее.
Она пошла в школу журналистики, где ее научили просто выражать сложные мысли и идеи, обобщать и приводить конкретные примеры. Она ждала ребенка. Сидела дома и писала, а вечерами Рикард редактировал ее рукопись.
Они поженились и очень весело жили в своей первой двухкомнатной квартире в пригороде Стокгольма. Поначалу Рикард был очень требовательным:
– Ты только послушай, как мы говорим – совсем не по-шведски. Нет, ты прислушайся.
Она прислушалась и поняла.
Очень скоро у них выработался свой собственный, не похожий ни на какой другой язык. Это было чудо, почти такое же чудо, как начавший расти в ее чреве ребенок.
– Я нашел равного мне человека.
Книга была готова за несколько месяцев до рождения ребенка. Они оба были удивлены вниманием, которое она к себе привлекла.Успех, удача. Все было хорошо до того злополучного вечера в Лидингё.
Она почистила и пожарила рыбу. Поставила на стол остатки выпивки, посмотрела на красивый нож и такую же красивую и удобную лопаточку.
«Я не знаю человека, более чувственного, чем он».
– Ну как, что ты об этом думаешь?
Сказав это, она покраснела. Рикард рассмеялся глубоким, утробным смехом, который был у него всегда прелюдией к разговору.
– Я очень голодна, – сказала Анна. – Давай сначала поедим.
– Я бы никогда не сделал ничего похожего.– На это надо просто решиться.
Рикард захотел купить дом.
– Надо жить на земле, Анна, пока не стало слишком поздно.
Когда он в первый раз заговорил об этом, она подумала, что уже и так слишком поздно.
– Кто планирует сажать первую яблоню в пятьдесят лет?
– Я, – безмятежно ответил Рикард.
Но мысль эта не ушла и пустила прочные корни в сознании Анны. Она вдруг поняла и почувствовала, как устала от высотных домов, анонимности и грохочущих день и ночь городских магистралей. Не говоря уже о чахлых сосенках.