Анна Каренина. Черновые редакции и варианты
Шрифт:
Точно также бросилъ онъ службу въ министерств по окончаніи курса, точно также онъ бросилъ два года тому назадъ мировое посредничество и судейство. Былъ онъ и славянофиломъ, тоже въ род должности, былъ свтскимъ человкомъ, но бросилъ и это. И все это для него, въ его жизни бывшее столь законнымъ и послдовательнымъ, для посторонняго зрителя должно было представляться безтолковщиной безпокойнаго и бездарнаго малаго, изъ котораго въ 32 года ничего не вышло. И онъ чувствовалъ это, и, несмотря на то, что вс его опыты и исканія были искренни, онъ чувствовалъ, что нетолько онъ долженъ казаться, но что дйствительно онъ и есть безтолковый, бездарный малый. Особенно живо онъ чувствовалъ это, когда онъ бывалъ въ город и сходился съ людьми, занятыми опредленной дятельностью, и видлъ всю эту кипящую со всхъ сторонъ опредленную, всми признанную и всми уважаемую общественную дятельность. Только онъ одинъ былъ безъ мста и безъ дла. Такъ онъ думалъ о себ въ город. Въ деревн же онъ успокоивался. Въ деревн всегда было дло, и дло, которое онъ любиль, и конца не было длъ, и дло было такое, что еще вдвое боле, все таки не достигнешь того, что желательно. Но деревенское
* № 13 (рук. № 12).
Въ гостиную, волоча ногами по ковру, вошла высокая фигура Князя.
— А, Константинъ Дмитричъ, Давно ли? — заговорилъ онъ съ притворствомъ радушія и, подойдя, обнялъ и подставилъ щеку, которая такъ и осталась, потому что Левинъ довольно неучтиво отстранил[ся] и пожалъ руку.
— Чтоже васъ такъ бросаютъ? [470]
— Да я пріхалъ не во время, рано; я вдь деревенщина.
— Ха ха ха, — громко захохоталъ Князь, только потому хохоча черезъ ха ха ха, а не черезъ ба ба ба, что онъ хохоталъ когда то и смутно помнилъ, какъ онъ смивался. — Ну, что хозяйство, дла скотныя? Я вдь всегда тебя очень радъ видть. [471]
470
Зачеркнуто: — Да, правда, рано.
471
Зач.: Пойдемъ ко мн.
Онъ позвонилъ и приказалъ лакею доложить барышнямъ, что гость. Левинъ не усплъ учтиво уйти отъ Князя, когда почти въ одно и тоже время
Черезъ 5 минутъ вошла [472] подруга Кити, прошлую зиму вышедшая замужъ, извстная умница и болтунья Графиня Нордстонъ. [473]
Вслдъ за ней вышла и Кити безъ слдовъ слезъ, но съ пристыженнымъ и тихимъ выраженіемъ лица. Пока Нордстонъ заговорила съ Княземъ, Кити подошла къ Левину.
— Какъ я вамъ благодарна, что вы не ухали. Не узжайте, простите.>
* № 14 (рук. № 17).
472
Зач.: въ гостиную пріхавшая молодая сухая дама Графиня Нордстонъ.
473
Зач.: и Княгиня
Но Левинъ не то что былъ невеселъ, онъ былъ стсненъ. Несмотря на то, что онъ живалъ въ городахъ и въ свт, эта обстановка бронзъ, зеркалъ, газа. Татаръ — все это ему посл деревенской жизни было стснительно.
— Я провинціалъ сталъ, меня все это стсняетъ.
— Ахъ да, помнишь, какъ мы разъ отъ цыганъ хали, — вспомнилъ Степанъ Аркадьичъ (Левинъ одно время, увлеченный Облонскимъ, здилъ къ цыганамъ) — и мы захали ужинать въ 5-мъ часу утра въ Bocher de lancala?
— Что? не помню.
— Какже, ты отличился. Намъ не отворяли, и ты вызвался убдить ихъ. И говоришь: «намъ только кусочекъ жаркаго и сыра», и, разумется, намъ захлопнули дверь.
— Да, у меня въ крови деревенскія привычки, — смясь сказалъ Левинъ.
* № 15 (рук. № 17).
— Ну, теперь давай тотъ длинный разговоръ, который ты общалъ.
— Да только я не знаю, говорить ли, — красня сказалъ Левинъ.
— Говорить, говорить и непремнно говорить. О, какой ты счастливецъ! — сказалъ Степанъ Аркадьичъ, глядя въ глаза Левину.
— Отчего?
— Узнаю коней ретивыхъ по какимъ то ихъ таврамъ, юношей влюбленныхъ узнаю по ихъ глазамъ, — сказалъ Степанъ Аркадьичъ.
— Ну, не очень юноша. Теб сколько лтъ?
— Мн 34. Я двумя годами старше тебя. Да не въ годахъ, у тебя все впереди, а...
— А у тебя уже назади?
— Нтъ, хоть не назади, у тебя будущее, а у меня настоящее, и настоящее такъ, въ пересыпочку.
— А что?
— Да нехорошо. Ну, да я не объ себ хочу говорить, и потомъ объяснить всего нельзя, — сказалъ Степанъ Аркадьичъ, который дйствительно не любилъ говорить, хоть ему хотлось теперь все разсказать именно Левину. Онъ зналъ, что Левинъ, хоть и строгій судья и моралистъ, какъ онъ зналъ его, пойметъ и съ любовью къ нему обсудитъ и извинить, можетъ быть.
— Не объ себ, ну, выкладывай. Эй, принимай! — крикнулъ онъ Татарину.
Но Левину что то мшало говорить. Однако онъ, видимо сдлавъ усиліе, началъ:
— Ты догадываешься?
— Догадываюсь; но не могу начать говорить. Ужъ по этому ты можешь видть, врно или неврно я догадываюсь, — сказалъ Степанъ Аркадьичъ, и прекрасные глаза сіяли почти женской нжностью, глядя на Левина. [474]
— Ну чтожь ты скажешь мн? По крайней мр, ты откровенно, пожалуйста, — говорилъ Левинъ, — какъ ты смотришь на это? Какъ на возможную и желательную для тебя?
474
Зачеркнуто: Говорить? — Опять Левинъ покраснлъ на первомъ слов. — Такъ вотъ что. Если бы у тебя была сестра любимая и я бы хотлъ жениться на ней. Посовтовалъ ли бы ты ей выдти за меня?
— Я? Обими руками. Но, къ несчастью, у меня нтъ сестры незамужней, а есть свояченица.
И глаза Степана Аркадьича весело смялись.
— Да я про нее и говорю, — ршительно сказалъ Левинъ.
Краска, только что проходившая, опять при этихъ словахъ покрыла уши и шею Левина.
— Я и не догадывался, — сказалъ Степанъ Аркадьичъ, также смясь глазами. — Но послушай, безъ шутокъ, — сказалъ, перемнивъ позу и выраженіе, — я отъ всей души желалъ бы, но мн вмшиваться въ это дло и кому нибудь опасно.
— То есть ты хочешь знать, ршилъ ли я? Да, но согласись, что получить отказъ...
— Ну да, ну да, — сіяя улыбкой, поддакивалъ Степанъ Аркадьичъ.
— Есть одна изъ ужаснйшихъ вещей. А я не знаю, чего мн ждать! — Онъ сердито взглянулъ на вошедшаго Татарина и перемнилъ русскую рчь на французскую. — И потому я хотлъ просить тебя, какъ моего и ея друга, если ты смотришь на это дло какъ на возможность и желательную вещь.
— Еще бы, — сказалъ Степанъ Аркадьичъ, и лицо его сіяло все боле и боле, и онъ, не спуская глазъ съ Левина, подвинулъ къ себ серебряное блюдо съ тюрбо.
— Я? — сказалъ Степанъ Аркадьичъ. — Я ничего такъ не желалъ бы, какъ этаго. Ничего. Это лучшее, что могло бы быть.
— Но возможная ли?
— Отчего жъ невозможная?
— Я и хотлъ просить тебя сказать мн откровенно свое мнніе, и если меня ждетъ отказъ, какъ я думаю...
— Отчего?
— Если ждетъ отказъ, то избавить меня и ее отъ тяжелой минуты.
— Ну, это во всякомъ случа для двушки не тяжелая минута, а такая, которой он гордятся.
— Ну что ты, какъ братъ, какъ отецъ, сказалъ бы мн? Чего я могу ждать?
— Я? Я бы сказалъ, что [475] ты теперь выбралъ самое лучшее время для предложенія.
— Отчего? — сказалъ Левинъ и свалилъ себ рыбу на тарелку, чтобы не развлекать [476] Степана Аркадьича, начавшаго было ему класть. [477]
— Оттого что послднюю зиму сталъ здить къ нимъ Алексй Вронской, — сказалъ [478] Степанъ Аркадьичъ, кладя свою [479] красивую блую руку на локоть Левина, хотвшаго сть безъ соуса.
475
Зачеркнуто: я лучше ничего не желаю и что вроятности большія есть за то, что тебя примутъ.
— Вроятности! — заговорилъ онъ. — А если отказъ? Вдь это ужасно.
476
Зачеркнуто: князя Мишуту
477
Зач.: — Но а если ты ошибаешься, если меня ждетъ отказъ? Ты мн скажи врно.
И онъ самъ улыбнулся, понявъ, что требуетъ невозможнаго.
478
Зач.: князь Мишута
479
Зач.: пухлую
— Постой, соуса возьми. [480]
— Ну и что же?
— Алексй Вронский есть, я думаю, лучшая партія въ Россіи, какъ говорятъ матушки. И какъ я вижу, онъ влюбленъ по уши. Но я теб... И говорить нечего; несмотря на то, что Вронской отличный малый, для меня то, чтобы ты женился на Кити, было бы... Ну, я не стану говорить что, — сказалъ Степанъ Аркадьичъ, не любившій фразъ.
Но Левинъ видлъ по сіяющему и серьезному лицу Облонскаго, что это были не слова. Левинъ не могъ удержаться, чтобы не покраснть, когда Облонскій произнесъ наконецъ словами то, о чемъ они говорили.
480
Зач.: Ты хочешь, чтобы я былъ сватомъ. Чтобы теб пріхать какъ жениху посл свахи..
— Отчего жъ и не хотть? Очень бы хотлъ. Это въ тысячу разъ легче. Да и не легче, a разумне, чмъ мое положеніе теперь. Идти на совершенно неизвстное и рисковать — чмъ? оскорбить ее и получить отказъ.
Онъ вспыхнулъ, только представивъ себ живо это униженіе отказа.
— Это гордость. Страшная гордость. Но ты кушай.
Онъ подвинулъ ему блюдо.
— Я и не говорю, что нтъ, — сказалъ, онъ, бросая вилку. — Я не говорю, что я не гордъ, и не говорю, что я хочу быть либераломъ. Я люблю двушку, хочу на ней жениться и желаю какъ можно меньше мучать себя и ее.
— Помилуй, — сказалъ Степанъ Аркадьичъ, — ты что — хочешь сватовства, какъ у купцовъ и въ комедіяхъ? Вдь ужъ въ наше время, — сказалъ онъ, этимъ аргументомъ окончательно побивая противника, — въ наше время ужъ права женщинъ, я не говорю эти крайности, а все таки женщина можетъ и должна сама ршать свою судьбу.
— И ты все таки не отвтилъ мн на мой вопросъ: могу ли я надяться?
— Да ты вотъ какіе вопросы задаешь? Ты знаешь, что я тебя люблю, но у тебя главный недостатокъ то, что ты изо всего длаешь трудности и самъ себя мучаешь. Надо проще смотрть на жизнь. Все это очень просто. Ты любишь двушку, и на твоемъ мст я бы сдлалъ сейчасъ предложеніе и все бы узналъ.
— Да, это очень просто по твоему, а по моему совсмъ не просто, — сказалъ Левинъ, задумавшись и чувствуя, что изъ его бесды съ Облонскимъ ничего не выйдетъ.
— Ну вотъ я скажу теб, — продолжалъ Степанъ Аркадьичъ, — ныншнюю зиму къ Щербацкимъ часто здитъ графъ Вронской Алексй, знаешь? Ну и очевидно родители думаютъ, что онъ иметъ намреніе, и оно такъ и должно быть. Но кто же ему можетъ сказать, любитъ ли его двушка или нтъ? Ужъ это пускай онъ самъ отъискиваетъ.