Анна
Шрифт:
Угу. Просто подарок был уже. Теперь еще и просто танец.
Я улыбнулась, словно извиняясь. И решительно направилась к Рейму.
Он был немного удивлен, немного озадачен. И смотрел мне прямо в глаза, когда я приблизилась к нему, протянула руку и произнесла решительно:
— Этот танец танцуют в паре, Рейм. Если ты согласен.
Время, казалось, остановилось. Я смотрела в его глаза и боялась даже вдохнуть теперь. В его зрачках отражался причудливый танец огня от костра за моей спиной.
Да. Я точно нарушила десяток местных правил, точно влипла. Может, лишусь головы. Но… Может, хоть так смогу показать, насколько
Рейм качнулся с носка на пятку. Плотно сжал губы, раздумывая над чем-то. А после произнес тихо, но грани слышимости:
— Это огромная ошибка, Анна. Я не тот, кто тебе нужен.
Откуда в мужчинах столько самоуверенности? Почему они всегда лучше знают, что нам нужно? Мне из дома пришлось сбежать от такой заботы подальше. И вот только не хватало еще и от Рейма слышать нечто подобное.
— Может, ты позволишь мне самостоятельно решать, что мне нужно? — так же тихо произнесла я.
Прозвучало, конечно, сильно, очень уверенно и даже воодушевленно. Но на самом деле где-то в животе уже скручивалась, тарахтя хвостом, ядовитая змея страха и сомнений. Не в моем выборе, а в его отношении.
И казалось бы, уже ждать нечего, разворачивайся и уходи, Анна. Ты можешь быть полностью уверена, что не нужна ему.
Я опустила взгляд первой, отвернулась, собираясь уходить. Бежать куда подальше от стыда и обиды. Глупая маленькая Анна…
Шаг… И тут сильная, чуть шероховатая от мозолей ладонь сомкнулась на моей руке.
— Если что, не говори потом, что ничего не знала и вообще ни в чем не виновата, — прошептал у самого уха Рейм, оказавшись прямо у меня за спиной.
Музыка, будто музыканты только того и ждали, стала громче, тягучей. Она стала похожа на мед с острым перцем. Или это только мне так казалось…
Вторая ладонь Рейма медленно, повинуясь ритму и мелодии, скользнула мне на живот. Вдох. Гром барабанов, и я спиной прижимаюсь к нему так, что чувствую, как бьется его сердце. Шаг в сторону мы делаем уже вместе, словно превратились в одно целое, словно сама музыка стала тем связующим, которого нам так не хватало. Нас ведет музыка, заставляет двигаться, жить этой мелодией, сладкой и острой, как мед с перцем; нашей близостью, нашим желанием. И от этого кровь превращается в огонь, туманит разум и поглощает всякие сомнения.
Закрываю глаза, наслаждаясь этими мгновениями. Они как сказка, как сон. Его пальцы все так же сжимают мою ладонь — нежно, надежно, крепко. И я поддаюсь наконец порыву, откидываю голову на его плечо, хватая ртом прохладный воздух, чтобы хоть немного остудить горящие легкие. И тут же свободной рукой обнимаю его за шею, запускаю пальцы в волосы.
И снова музыка становится громче, ритмичней. Я чувствую его дыхание на моей коже, на моей шее. Его ладонь на моем животе становится жестче, прижимает сильнее. И дышать становится еще сложнее, но и отстраниться от него не могу. Не хочу. Он мой. Здесь и сейчас. И навсегда.
Я хочу, чтобы было так. Чтобы мы всегда были вдвоем. И, может, еще чернеющее озеро под звездным небом и аромат цветов.
И тут мою руку, которую все так же сжимал Рейм, как бы обдало горячим ветром, а следом по коже прошел холодок, чуть защипало… и все.
Мгновение — и музыка стихла. Стих шум, голоса.
Я распахнула глаза и едва смогла сдержать удивленный вскрик.
Все веселье было где-то в стороне. Там остались костры, музыка.
И не только. Почему-то после нашего танца мне было одновременно хорошо в объятиях Рейма и… я точно не готова была посмотреть ему в глаза. К тому же мне нравилось вот так стоять обнявшись и просто молчать. Ничего не выяснять, не скандалить.
— Завтра ты меня возненавидишь, — прошептал Рейм, обдавая шею горячим дыханием.
Казалось, вот-вот он коснется губами кожи. И тогда я не знаю, что со мной будет. Часть меня вопила от восторга, предвкушая подобное развитие событий. А часть… не понимала, откуда вообще это притяжение. Это желание прикасаться, целовать, чувствовать его рядом.
— Вряд ли. Все, что случилось, — произошло только потому, что я этого хотела.
Хорошо, что говорила я это, глядя, как отражаются в черной воде крупные звезды. Вряд ли у меня получилось бы выдавить хоть слово, окажись я с Реймом лицом к лицу.
— Даже если я скажу, что ты позвала меня замуж. Именно замуж, потому что мужчина предлагает женщине брак. Но ты решила по-своему. И танец — это брачный обряд, Анна. Перайны после него наутро наносили татуировку на руки. Когда мужчина и женщина становятся одним целым. Но и тут все случилось как-то… само собой, — Рейм поднял наши руки так, чтобы я могла видеть их. Благо света полной луны было достаточно, чтобы заметить руническую вязь от кисти вверх и на моей, и на его руке. — Если бы не это, утром можно было бы сказать, что обряд не состоялся и мы не супруги. Но теперь…
Я боролась с чувством стыда, с волной, что заливала жаром лицо. С осознанием, что я едва не силой женила на себе Рейма…
Вот тебе и избежала брака…
— Боги. Наверное, ты меня ненавидишь сейчас, — прошептала я, едва произнося слова.
Повисла пауза. Сложно сказать какая, но однозначно затянувшаяся. Мне даже стало страшно, когда представила, что за буря может разразиться после такого затишья.
— Анна, ты в своем уме? — как-то тихо, грустно и бесконечно устало полюбопытствовал Рейм. — Леди Ньер, племянница короля, один из самых сильных в мире магов. Твоей руки добивался подручный самого короля, лорд с родословной длиннее, чем цепь на шее столичного храмовника. Свою руку тебе предложил принц перайнов. А став его женой, ты бы просто купалась в роскоши и золоте. А ты… волнуешься, что какой-то бродяжка, который сбежал из дома еще в юности, которого не хочет видеть родной отец и у которого вся жизнь — дороги, тебя возненавидит? Да это ты меня должна ненавидеть! У меня нет ничего такого, что я мог бы тебе дать. Даже фамильного древа…
Я порывисто развернулась в его руках и прервала, легонько прижав пальцы к его губам. Мое сердце стучало часто-часто, внутри что-то дрожало от предвкушения и немного страха. И с губ сорвалось само собой:
— Но ведь любят не за фамильное древо…
Мгновения тишины, вязкой и тяжелой. И после почти страдальческое:
— Безумная.
Но ответить уже он мне не дал. Его губы в одно мгновение накрыли мои, отметая любые споры и недосказанности.
Потом, может быть, мы вернемся к этому разговору. Когда-нибудь… А сегодня…