Антигерой
Шрифт:
Мы завтракаем всей семьей. Такое странное ощущение, словно родители снова вместе. Они завтракают и ужинают вместе. Папа, конечно, занят, весь такой деловой и серьезный, но на ужин никогда не опаздывает. Раньше за ними такого не наблюдалось. Мама устроилась у нас отлично, она вдохновилась зимней столицей и делает серию снимков для своей выставки.
Я ни с кем не общаюсь, только с мамой, она мне теперь и подруга, и сестра, и парень. Мне с ней спокойнее. Я могу говорить все, что хочу, и все, что творится в душе, она всегда
— Рада, в чем дело? — шепотом спрашивает мама, когда я мощусь и отодвигаю от себя омлет.
— Мне кажется, омлет несвежий, — запиваю подступающее отвращение апельсиновым соком.
— Вроде свежий. Вера с утра его готовила, — мама пробует омлет еще раз и с удовольствием его ест, отчего меня начинает тошнить.
— Значит, яйца или овощи тухлые. Не ешь его, — снова запиваю отвращение соком.
— Вера! — рявкает отец. Мама вздрагивает, роняя вилку, так громко папа еще не кричал. Домработница прибегает с круглыми глазами. — Почему продукты несвежие?
— Как несвежие? Все… — начинает мямлить женщина, и мне ее жалко, папа безжалостен в этом вопросе. Он очень требователен к персоналу.
— Вер, может, мне что-то попало, ты не виновата, ничего страшного, — пытаюсь сгладить ситуацию, иначе отец уволит бедную женщину.
— Не может быть, я все пробую, — Вера подходит ко мне.
— Вы хотите сказать, что моя дочь лжет? — холодно интересуется отец, прожигая женщину недобрым взглядом.
— Роман, остановись! — требует мама и двигает мою тарелку к себе, пробуя омлет. Отец сжимает губы, наблюдая.
— Все в порядке, Верочка. Раде, видимо, нехорошо не из-за еды.
— Рада, тебе нехорошо? — спрашивает папа.
— Да, я, пожалуй, не буду завтракать, — отодвигаю стул и ухожу наверх.
Как только запахи еды остаются позади, мою тошноту как рукой снимает. Глубоко вдыхаю, скидываю домашнюю одежду, начиная собираться в университет.
— Радочка, ты как? — заглядывает ко мне мама.
— Уже хорошо. Правда, все отлично.
Мама проходит в комнату, садится в кресло и наблюдает за мной. Надеваю бюстгальтер и понимаю, что он мне мал, слишком сильно сдавливает грудь, отчего она ноет. Морщусь, снимая его. Что за бред. Грудь не может вырасти в моем возрасте.
— Что не так? — прищурившись, интересуется мама.
— Грудь ноет, такая чувствительная, — открываю комод, пытаясь найти спортивный бюстгальтер.
— Хм. А менструация у тебя когда была?
— Была…
— Когда?
— Когда… — задумываюсь. А когда она была? Меня кидает в холодный пот, когда я понимаю, что последний раз месячные у меня приходили, когда я была похищена Глебом. Он покупал мне прокладки… И все, не было их больше. Я совершенно про это забыла…
Натягиваю первую попавшуюся футболку и под пристальным взглядом мамы хватаю телефон, открываю свой женский календарь, начиная считать.
— Мам… — к горлу подступает ком.
— Большая задержка?
— Большая. Мам, я же не… Нет? — с надеждой спрашиваю у нее. Сажусь на кровать в полной растерянности.
— Так, в институт ты не идёшь. Собирайся, мы едем в клинику.
— Мама, ну это не обязательно беременность. Это же может быть что-то другое — сбой, болезнь. Да ведь?
— Вот в клинике и выясним.
Глава 33
Глеб
Вроде зима, а мне нечем дышать, дергаю ворот душащей рубашки, открываю окно в машине, дышу. Рука снова тянется к сигаретам. Последнее время курю, как будто у меня есть запасные легкие, а эти мне не нужны. От этого, видимо, и воздуха не хватает. Но мне плевать.
У Коваленко все как по маслу; если верить моему брату-адвокату, на сегодняшнем заседании дело решится в его пользу. Своего старого, продажного адвокатишку Коваленко уже натянул сам, а Наталью оставил мне. У меня нет к ней ни одной претензии, потому что главное «зло» в этой истории — я. Это я натолкнул ее на мысль и все организовал. Можно сказать, я тоже ей воспользовался.
Коваленко арестовал ей все счета. Наталье пришлось вернуться на родину, чего она делать не планировала. Женщина, по сути, осталась с голой загорелой задницей. Плевать, как она будет выживать в этом городе. У нее две дороги: либо эскорт, либо найти себе старого лоха, который будет ее обеспечивать, что, в принципе, одно и то же. Ничего другого она делать не умеет. Наталья вкладывала все, что у нее было, не в знания и саморазвитие, а в себя. В свое тело, которое продавала за дорого состоятельным мужикам. Содержанка, та же шлюха.
Чем я могу ее наказать?
Она и так уже наказана.
Могу только посоветовать не проворачивать таких афер, не прыгать выше головы и знать свое место содержанки.
Она звонила мне несколько раз, но я игнорировал. Нет ее в моей жизни и не было никогда.
Я на стоянке. Домой не хочется, и идти некуда. Есть, конечно, но не хочу. Мелькала мысль снова свалить из страны, убежать от навязчивых мыслей о Раде. Но нет, не поможет, проходили уже, ни хрена не легче.
Телефон вибрирует в руках. Номер незнакомый.
Долго пялюсь в экран.
— Да, — отвечаю, смотря в лобовое.
— Глеб? — спрашивает приятный, спокойный женский голос.
— Да, это я. А вы?
— А я София.
Какая ценная информация.
— Очень приятно, но ближе к делу, — недовольно отрезаю я.
— Я мама Рады, и, если она вам дорога, предлагаю встретиться. Если нет, забудьте о моем звонке.
Ох! Прихожу в тонус, расправляя плечи. Ничто так не бодрит, как моя девочка.
— Где и когда?
— Можно прямо сейчас. Я на Разина, в ресторане «Оливия». Десять минут вам хватит?