Антикиллер-4. Счастливых бандитов не бывает
Шрифт:
– Володя, смотри, – на пороге появилась Ленка с его еще не высохшей курткой. Ее тонкие пальцы торчали из прорехи под левой подмышкой.
– Что это?!
– Ну-ка, дай! – он почти вырвал куртку, уставился в аккуратный разрез на боку, потом побежал к пиджаку. Там тоже имелся разрез.
– Это карманники, Володя! – с облегчением сказала жена. – Вот видишь, все и разъяснилось! За карманников-то ты не отвечаешь?
Он только скрипнул зубами.
– Это спецом, – убитым голосом сказал он. – Целевка.
– Что?
– Его специально украли!
– Ну, что
– Есть один человек, кому это выгодно.
– Этот, что ли… Пальчухин?
Сочнев даже не улыбнулся. Только Лис, больше некому! У хитрого мента десятки подручных из уголовников… Вон, хотя бы тот, кого он раскручивал по краденым телефонам… Но его в автобусе точно не было! Да и потом, это уж слишком изощренно, это сложная операция, ее надо специально готовить, репетировать, задействовать много людей: контроль, страховка, прикрытие. Ну, а может, просто случайность?
Он оделся, взял деньги, прихватил фонарик и вышел на улицу.
Здесь подмораживало. Сразу стало легче дышать. На углу светило желтым гребешком такси.
– Слушай, шеф, у меня деньги и документы украли. Надо по остановкам проехать, урны проверить. Может, выбросили…
– Давай проедем, – кивнул водитель. – Они всегда ксивы сбрасывают. Им-то зачем?
Они повторили весь сегодняшний маршрут, на каждой остановке Сочнев заглядывал в урны. Но увы: удостоверения личности ни в одной из них не было. Бесценный клочок красного знамени пропал бесследно!
* * *
Калыма не грохнули. Вторая беседа состоялась через неделю, в VIP-зале Шереметьево. До вылета рейса в Дубай оставалось чуть больше часа. Они сели на кожаный диван в углу, взяли по чашечке кофе. Оба выглядели вполне респектабельно, в хороших костюмах, только у одного костюм был зимний, шерстяной, а у второго – летний, из супершелка 300. Татуировки они свели давно, и сейчас в них трудно было распознать бывших зеков.
– Тема гнилая, – без предисловий начал Калым. При дневном освещении было видно, что его плоское, загорелое лицо испещрено оспинами.
– В нашем профсоюзе работают со страховкой, чтобы в случ чего… Н у, ясно…
Лебедь кивнул.
– Еж сказал напарнику, что получил заказ в Тиходонске. Уехал и не вернулся. Напарника вскоре менты застрелили. А диспетчер и остальные разбираться не стали – времена изменились, никому ничего не надо, своя шкура дороже… Так и не спросили за него!
– А с кого спрашивать-то? Имя узнал?
– Есть там такой Гарик… Портовый, что ли… Или речной…
– Речпортовский?
– Во, точно… Безнаказанным остался, сучара…
– Теперь с него спросят, будь уверен! – зловеще пообещал Лебедь.
– Потому я и встрял в эту тему, – сказал Кальян. – Эти козлы не понимают: раз такое спустишь, а потом всех исполнителей станут в асфальт закатывать! Мне это не по душе. Хотя я уже давно в стороне…
– Нас не переделаешь, Калым. «Закон» у нас в крови.
– Да. Молодых перековать надо. Только некому.
– И время другое.
Со стороны их беседа походила на сеанс чревовещания – лица старых корешей оставались неподвижными, как у каменных идолов. И если бы опытный глаз наблюдал за ними со стороны, он бы сразу распознал – кто перед ним. Ни дорогие костюмы, ни отсутствие татуировок, ни нахождение в VIP-зале не помогли бы замутить картину.
– Благодарю, Калым, – Лебедь положил на низкий полированный столик бумажный сверток.
Тот неспешно развернул, ворохнул пачку пятисотевровых купюр. Хмыкнул.
– Это от твоего пацана?
– Считай, что от него.
– Так и считаю. А он у тебя теперь в обязаловке будет…
Калым сунул деньги в карман.
– Думаешь, мы теперь в расчете? – очень серьезно спросил он. И смотрел тоже очень внимательно и серьезно. Это был страшный взгляд.
Лебедь давно знал Калыма, они много пережили вместе и вроде были друзьями. Но сейчас на него повеяло могильным холодом, и он испугался. По-настоящему испугался. И покачал головой.
– Нет, не думаю. Я твой должник, Калым.
Некоторое время они сидели молча. Дело сделано, говорить больше не о чем. Под давящим взглядом азиата Лебедь чувствовал себя очень неуютно. Глаза начали слезиться.
– Внимание! Заканчивается посадка на рейс 454 «Москва-Дубай»! – жестко объявил динамик. – Опаздывающих просьба пройти к стойке номер восемь!
Калым наконец отвел взгляд и встал.
– Будь!
Лебедь смотрел, как он идет к двери тяжелой и твердой походкой андроида.
Потом достал мобильник, набрал номер.
– Ты был прав, Иван, – сказал он. И неожиданно для себя добавил: – А у меня вся спина мокрая.
И нажал отбой. Спина у него действительно была мокрой. И руки тоже, даже клавиши телефона взмокрели.
* * *
Враги наступали, и их было видимо-невидимо. Чужие шинели чернели на белом снегу, до самого горизонта, как воронье на свалке. Они отбивались на округлом зеленом холме, окружив редкой цепочкой стоящее посередине красное знамя. Под ним стояла пушка 1812 года, из которой стрелял полковник Вознюков – замнач Управления по оперработе. Лицо его было перепачкано гарью и обожжено, наверное от пушечного огня на обороняемом холме, и царило лето. Остальные, офицеры и прапорщики, отстреливались из обычных «АК-47», в которых никак не заканчивались боеприпасы. Но кольцо наступающих сужалось и пушка не помогала.
– Товарищи, надо идти на прорыв! – призвал генерал Лизутин. Он тоже был запачкан сажей, а в руке почему-то держал ножницы.
– Знамя придется выносить по кусочкам, иначе его не сохранить и наше Управление расформируют!
Он защелкал ножницами, настригая красное полотнище на небольшие клочки и вручая их каждому бойцу.
– Вернувшись в расположение, мы сошьем знамя заново!
Они помчались с холма. Впереди, на пушке, катились Вознюков с Лизутиным. Огромные вороны испуганно взлетали, освобождая дорогу. Сочнев бежал последним. Он хорошо знал, что бывает, когда проворонишь частицу знамени, поэтому держал свою во рту. Правая рука рубила врагов саблей, правда, враги ухитрялись уворачиваться, поэтому острый клинок со свистом рассекал воздух.