Антистерва
Шрифт:
Впрочем, Василий и без напоминаний знал эту историю, хотя мачеха, наверное, считала, что он был слишком маленький, чтобы это помнить. Но она любила долгие, с завистливыми попреками, истории из прошлого и когда-то сама же рассказывала ему о том, как ее мать и братьев арестовали за разбой, а она успела через дверь на кухне выскочить в соседнюю квартиру, к Константину Павловичу, у которого после отъезда его жены была домработницей и потому имела от кухонной двери ключ. И как тот пожалел ее и сказал милиционерам, что она его гражданская жена, потому что иначе ее арестовали
Василий понимал, что Наталья вошла в жизнь его отца как-то… само собою. И теперь сердце его мучительно сжалось от жалости к нему — оттого, что сами собою происходили в его жизни такие вот события…
— Ладно, — сказал он. — Ничего мне отсюда не надо, зря беспокоишься.
— Уж какие вы бескорыстные! — процедила она. — И ничего-то вам не надо, из наших-то рук. В чем пришли, в том ушли. Дворя-яне, куда нам, мужичью!
— Мамино что-нибудь возьму на память, — усмехнулся он.
— А ничего не осталось, — торопливо сказала Наталья. — Драгоценности, какие были, Аська еще в Гражданскую продала. Жрать-то надо было, какая ни есть дворянка, а уметь она ничего не умела, плясать только.
Не слушая ее больше, Василий подошел к книжной полке. Наталья встала у него за спиной, как будто опасалась, что он отыщет среди книг бриллианты. Он взял с полки несколько тоненьких книжечек в бумажных обложках, открыл одну. Мелькнул знакомый экслибрис «Из книг Аси Раевской».
Тайна смерти непонятна
Для больших умов;
Разгадать, — мы, вероятно.
Не имеем слов.
Мне догадка шепчет внятно:
«Верь моим словам:
Непонятное — понятно,
Но не здесь, а там», —
прочитал Василий и вздрогнул. Совпадение с тем, что он чувствовал сейчас — да и не сейчас только, а уже давно, с той самой минуты, когда умерла Елена, — было слишком сильным, каким-то даже нарочитым. Он не любил таких совпадений. Но книжечку — на обложке стояло имя Северянина — все-таки взял.
— Книжки тоже денег стоят, — проворчала Наталья.
— Не разоришься, — отрезал он.
Может, она и хотела возразить, но промолчала. То, что Наталья труслива, Василий понял еще лет в шесть. И тогда же понял, что она, как большинство злобных и завистливых людей, готова подчинять свои поступки не любви, не жалости, вообще не чувствам, а только внешней силе. Он понял это по очень простой истории: разглядывал отцовскую зажигалку, сделанную из ружейной гильзы — отец привез ее еще с Первой мировой войны, — и опалил себе брови. Наталья тогда отвесила ему здоровенную пощечину, от которой Василий отлетел в угол комнаты и ударился спиной о шкаф. В этот день отец вдруг вернулся из командировки, хотя его ожидали только через две недели, и, конечно, сразу заметил и опаленные
— Он, Константин Палыч, чуть дом не спалил, — наябедничала Наталья; она всегда называла мужа по имени-отчеству.
— А это что? — спросил отец, проводя пальцем по щеке сына.
— Так обпалился же, — торопливо проговорила она — видно, боялась, как бы Васька не опередил ее, сообщив отцу, откуда взялись длинные пятна у него на щеке.
Василий молчал, старательно отводя взгляд от прямого взгляда зеленых отцовских глаз. Не мог же он ябедничать, как мачеха!
Но отец и не ждал от него ответа. Он взял Наталью за плечо и, коротко встряхнув, проговорил — медленно, раздельно:
— Запомни: еще раз пальцем его тронешь — убью. Не разведусь, не выгоню — убью. Если по-другому не умеешь, убирайся прямо сейчас.
— Да что вы, Константин Палыч! — заскулила Наталья. — Я ж к Васеньке как к родному дитю, хоть кого спросите, весь дом видит! Напугалась же я: а ну как глаза себе выжгет? Простите, Константин Палыч, сама не знаю, как вышло!
Василий не знал, как относилась бы Наталья к родному дитю, но то, что его она ненавидит, он знал точно. Ненавидит и боится. Лет до двенадцати она боялась его из-за отца, а потом Василий и сам научился отвечать на попытки оскорбить его или унизить, которых она не оставляла никогда. Пожалуй, было даже и хорошо, что он впервые столкнулся с этой стороной человеческой натуры так рано: зато так же рано понял, как вести себя с такими людьми.
— Зажигалка отцовская где? — спросил он.
Конечно, зажигалка не представляла собой никакой ценности, но Василий знал, что жадность не позволит мачехе выбросить ничего из доставшегося ей добра. Значит, если отец не взял зажигалку с собой на фронт, она была где-то в доме-.
— Дурень ты, Васька, — вздохнула Наталья. — Даже жалко тебя. С чем в жизни-то останешься? Вот она, твоя зажигалка, забирай.
Она открыла ящик стола и достала зажигалку. Знакомые инициалы К.Е. были процарапаны на медном боку.
— С чем-нибудь да останусь, — сказал Василий, пряча зажигалку в карман. — Прощай.
Уже спускаясь по лестнице, он подумал, что надо было забрать ордена. У отца было три Георгиевских креста еще за Первую мировую, и орден Красного Знамени за Гражданскую, и такой же орден за Маньчжурскую операцию… И, наверное, были награды за Отечественную войну. Но понятно было, что ордена мачеха не отдаст, потому что они могут ей пригодиться для получения каких-нибудь житейских благ. И как их отнять, как хотя бы найти в этом навсегда теперь чужом доме?..
Василий прошел через двор, не обернувшись. Наверное, Наталья следила из-за занавески, уходит он или нет. Но зачем ему было на нее оборачиваться?
Впрочем, и вперед он тоже не смотрел — шел как во сне, ног под собою не чуя. Поэтому, когда у самого выхода со двора перед ним вдруг появилась девочка, Василий вздрогнул: непонятно было, откуда она взялась. Он даже шагов ее не слышал и чуть не сбил ее с ног прямо в широкую весеннюю лужу.
— Извини, — пробормотал он. — Не заметил тебя.