Антология «Дракула»

Морган Крис

— Что будет вечером? — спросила Наим. — В Обане будет праздник?

— Разумеется, — сказала Мег, сжимая руку Наим и вглядываясь в ее лицо, пытаясь разгадать причины ее страданий. — Мы прекрасно проведем время.

После возвращения домой Наим вздремнула еще немного. Проснувшись, она почувствовала неладное. Ночь затопила город. Вдоль побережья были разожжены костры. Их оранжевые отблески плясали на поверхности воды, а дым поднимался, укутывая в саван луну.

Мег сидела внизу, в своем кресле-качалке. Ее тело было распорото сверху донизу. Туча мух чернела в воздухе, пируя на блестящих клочьях потрохов, которых казалось слишком много, чтобы помещаться

когда-то в теле Мег. Голова Гиорси Салавария, черная и уродливая, глазела с лежащей на столике пластиковой салфетки, украшенной изображением битвы при Бэннокберне. «Он выглядит в стельку пьяным», — подумала Мег, возвращаясь в прихожую.

Она выскочила на улицу и поспешила на побережье, где толпы людей собирались встретить Новый год. Наим ощущала разумность и могущество векового зла, витающего в воздухе, подобно дыму от горящих костров. Но здесь, среди простого народа, она будет в безопасности. Она потирала руки, напуганная своей уверенностью в том, что это она ответственна за всю эту пролитую кровь, что Гиорси был козлом отпущения, заплатившим за ее преступления.

— Это абсурдная мысль, — произнес голос, который, казалось, звучал со всех сторон.

Мужчина, стоящий впереди, повернулся к ней лицом. Она сжалась от страха перед ним, перед его пылающим злобой взглядом. Когда он снова заговорил, рой мух вылетел у него изо рта. Он был невероятно красив и столь же беспредельно омерзителен — зрелище, от которого ее бросило в сторону. Его глаза казались такими глубокими, что ей было трудно не сделать шаг вперед, чтобы заглянуть в них.

— Я так ослаб… — сказал он. — Я так долго спал. Но я призван. Новое тысячелетие манит меня, как мир манит дитя в чреве матери. — Он поднял руки — ногти на них выскочили веером пружинных ножей. — Пойдем со мной.

Она последовала за ним, ее лодыжка зудела, будто крови там не терпелось пролиться снова.

— Для тебя я сделаю это красиво, — сказал он, когда прозвонил колокол и какой-то голос, далеко-далеко, выкрикнул: «Осталось десять секунд!»

В стороне от толпы, глубоко в тени, он наклонился к ней.

— Когда-то я любил девушку, очень похожую на тебя. Ее кровь течет в твоих жилах. Я слышал, как твоя кровь взывает ко мне с самого твоего рождения. Ты последняя из тех, кого нужно заставить замолчать. Кровные линии, которые устроили заговор, чтобы остановить меня, теперь прерваны. Все кончится здесь. Все кончится сейчас.

— Пять, четыре, три…

Его ногти полоснули ей по горлу, перерезав сосуды. Она еще пыталась дышать, кровь красной пеной выступила у рта, но боли не было, был только взгляд его глаз, расширяющихся, подобно красным кометам в ночном небе.

— Мина, — прошептал он. И зловеще улыбнулся, показав длинный ряд зубов.

С Новым годом! С новым тысячелетием!

Когда жизнь хлынула струей с ее губ и горла, она почувствовала какое-то обновление в своем теле, как будто был и иной путь — с ветром в волосах и охотой за жарким упоением. Она пыталась заговорить, спросить его почему, но могла только брызгать кровью и журчать ручьем перерождения, когда он вдруг повалился на нее, примкнув к ее рту тем, что считал своим.

КРИС МОРГАН

Душа в оболочке Windows'98

Крис Морган — автор семи книг, не относящихся к жанру фантастики. В 1989 году он выступил редактором антологии «Мрачные фантазии» («Dark Fantasies»). Живет он в Бирмингеме, пишет стихи, рассказы и преподает писательское мастерство.

При современных темпах развития искусственного интеллекта даже вампирам приходится принимать новые формы, чтобы выжить в грядущем веке…

Здесь

все совсем не так, как в лесу: бескрайний город раскинулся во все концы, искусственный свет всех цветов радуги слагает калейдоскопические орнаменты и совершенно нет летучих мышей.

Под прикрытием ранних декабрьских сумерек я покидаю свое укромное местечко под крышей, уютное вентиляционное отверстие. Спускаюсь по стене многоэтажного здания головой вниз — таков мой обычай. Даже если бы прохожие, которые отсюда кажутся размером с муравьев, взглянули бы вверх — чего они никогда не делают, — они не заметили бы моего присутствия, поскольку тут, между контрфорсами и окнами, всегда лежит глубокая тень и я не высовываюсь из нее.

На уровне первого этажа я замираю, вглядываясь и вслушиваясь. Сегодня праздник, движение на дорогах относительно умеренное и прохожие редки.

Стремительно пересекаю мостовую и снова сливаюсь с тенями. Мне совершенно необходимо пробраться в одно из тех помещений и поесть. Выбравшись из проулка, я оказываюсь на широком, сияющем неоновыми огнями проспекте. Ах, Ирвинг, ах, мисс Терри [20] , как хорошо смотрелись бы ваши имена перед одним из нынешних театров, подчеркнутые ярчайшими лампами. И как грустно, что «Лицеуму» не суждено было пережить тот век. Исчезли некоторые машины, автобусы. А куда делись лошади? Вижу людей. Двое оживленно беседующих мужчин проходят совсем рядом, протяни руку — и вот он я. Но они так заняты разговором, что не обращают на меня никакого внимания; я вполне мог бы зашагать рядом с ними, а они даже и не заметили бы.

20

Имеются в виду Генри Ирвинг, английский трагик, руководитель театра «Лицеум», и Эллен Терри, его партнерша, лучшая английская актриса конца XIX века.

Когда я пересекаю улицу, чуть поодаль раздается шум.

Крики, грохот. Топот бегущих ног за углом. Возможно ли, что послышался выстрел? Спешно нахожу не слишком надежное укрытие в глубоком дверном проеме магазина, с флангов прикрытый стендами с уцененной обувью. Шум быстро нарастает. Теперь я слышу сирены, они явно направляются сюда.

Из-за угла появляется небольшой агрегат. Шестиногий, высотой примерно по колено человеку. Под яркими огнями он вспыхивает металлическим блеском. И не отбрасывает тени. Но в его движениях есть какая-то неловкость, свидетельствующая о поломке. С ощутимым трудом он начинает карабкаться по фронтону банка. Все это происходит очень быстро и почти напротив моего укрытия.

Длинные ноги закона появляются из-за угла. Сперва один полицейский, за ним еще двое. И еще несколько.

— Вот он!

— На стене!

— Лови его!

Полицейский бьет по машине своей дубинкой.

Агрегатик, едва поднявшийся до уровня голов преследователей, шлепается на мостовую.

— Ага, есть!

— Не упустите!

— Бейте его!

На моих глазах шестеро копов колотят и пинают машину. Они нападают яростно, глаза их горят, изо рта брызжет слюна. Механизм не делает попытки дать отпор, бежать или хотя бы защититься, прикрыв жизненно важные части ножками. В последний раз взвывают сирены, вспыхивают мигалки — прибывают полицейские машины. К этому моменту улица уже полна народу — толпа любопытных криками поддерживает своих облаченных в мундиры защитников. Наконец героический натиск прекращается; сводящий с ума угар убийства развеялся. Дородный офицер, обильно потеющий, несмотря на вечернюю свежесть, с отвращением поднимает агрегат за ножку и швыряет в багажник полицейской машины под аккомпанемент восторженных возгласов.