Антология осетинской прозы
Шрифт:
Они шли по улице, и Джери думал о чем-то, нескладно насвистывая, а Шандр развлекался, в который раз уже вспоминая о своей блистательной победе.
— Подумаешь, — сказал Джери, — старика поборол.
— Это не простой старик, — хвастался Шандр, — не простой!
Да, подумал Джери, и скоро ты в этом убедишься. Каким бы ты ни был сильным, вспомнилось ему, всегда найдется сила сильнее твоей.
Они родились в один год, Шандр и Джери, выросли в одном дворе на окраине Орджоникидзе, вместе учились в школе
— Не бойся, сынок, — Шандр добродушно похлопывал его по спине, — пока я жив, ничего не бойся!
Джери любил Шандра, но иногда ему докучала эта постоянная опека, эта жизнь под теплым крылышком мамы-наседки. Уязвленное самолюбие взывало к бунту, и Джери, распалившись, обрушивал на Шандра град упреков.
— Ты надоел мне! — кричал он. — Ты заслонил собой весь целый свет! Я хилый цветок, растущий в тени толстопузого дуба! Я угасаю, я не вижу солнца, ты скрыл его от меня своей твердокаменной, медной, железобетонной башкой!
— Не называй меня сынком! — взрывался он, когда Шандр пытался его урезонить.
— Не буду, — покорно соглашался Шандр.
— И не спасай меня от жизни! Надоело! Вот! — Джери Хватал себя за горло. — Все! Оставь меня! Оставь, ради бога!
— Как же так? — удивлялся Шандр. — Как же я буду без тебя? Ты мне роднее брата, ты мне… Ну, как это сказать? Ты мне почти как сын.
— Опять?! — свирепел Джери. — Убирайся! Глаза бы мои тебя не видели!
— Джери…
— Нам не о чем больше говорить! Ну, что ты топчешься?! Иди, иди! Прощай навеки!
Шандр, грустно вздыхая, поворачивался и уходил, и возвращался через полчаса.
— Вот, — говорил он.
— Что?! — яростно вскидывался Джери.
— Вот, — Шандр доставал из кармана билеты в кино, пересчитывал, перебирал их пальцами: — Раз, два, три, четыре — Замира, Виола, ты и я.
— Никуда я не пойду! — отстаивал свою независимость Джери.
— Неудобно, — пожимал плечами Шандр. — Девушки ждут нас.
— Где? — все еще хмурился Джери.
— Возле кинотеатра, — улыбался Шандр. — Сеанс через двадцать минут.
С Виолой и Замирой они познакомились давно, в пору нежного цветения юности. Худенькая, озорная, отчаянная, как мальчишка, Виола отдала свое беспокойно бьющееся сердце Шандру, а пышная, спокойно-женственная Замира одарила ровным теплом своей благосклонности Джери.
Они расстались, когда Шандру и Джери пришла пора служить в армии, и чувства их выдержали испытание разлукой. Шандр и Джери осваивали науку побеждать, а девушки писали им ласковые письма, ждали и, дожидаясь, окончили школу и поступили в медицинское училище.
В этом году они должны были его закончить, и Шандр решил, что, как только это случится,
— Такое событие бывает раз в жизни, — сказал он Джери.
— Да, — согласился тот.
— Значит, свадьба должна стать праздником, — сказал Шандр, и ему представились сотни людей, торжественно восседающих за столами, тысячи людей и величальные тосты, музыка, песни, танцы. — Свадьба должна стать праздником, — повторил он. — Она должна запомниться на всю жизнь.
— Да, — согласился Джери, ошеломленный буйной фантазией друга.
— Чтобы сыграть такую свадьбу, нужны деньги, — развивал свою мысль Шандр.
— Это уж точно, — подтвердил Джери.
— Значит, нужно их заработать.
— Как? — усмехнулся Джери, не представляя себе, где и каким образом можно в столь короткое время заработать так много денег.
— Это я скажу завтра, — ответил Шандр. — Мне надо подумать.
Шандр уложился точно в срок. Явившись назавтра, он сказал:
— Я уже все решил. Мы едем в горы, будем работать на руднике.
Пока они шли, поднялся ветер, и звезды заволокло облаками.
— Будет дождь, — сказал Джери.
— Нет, — сказал Шандр, — завтра будет солнечная погода.
Он остановился возле тоненького деревца, ощупал в темноте его ствол и листву, привязал покрепче к колышку, вбитому рядом, и вдруг поднял голову, глядя на светящиеся окна общежития и прислушиваясь.
— Орет, — улыбнулся он.
Джери тоже прислушался, и сквозь завывание ветра донесся до него басовитый крик ребенка. Это плакал Ацамаз, сын Бибо и Агунды, плакал мальчик, родившийся семь месяцев назад, в тот день, когда Шандр и Джери появились в поселке.
— Идем, — заторопился Шандр.
Они вошли в общежитие, и Джери отправился к себе, а Шандр — к Ацамазу.
— А-а, а-а, а! — Агунда, прижимая сына к груди, к мокрой от молока кофточке, бродила по комнате, а Бибо, заткнув и и отвернувшись к стене, лежал на кровати.
— Шандр, — виновато улыбнулась Агунда. — Шандр…
— Дай сюда ребенка, бестолковая, — Шандр взял Ацамаза, положил его на стол, распеленал, поднял, покачал на ладони, шлепнул по сияющим ягодицам, запеленал, уложил в самодельную деревянную люльку, и мальчик стих, почмокал губами, пуская пузыри, закрыл глаза и засопел удовлетворенно.
— Ах ты босяк, босяк, — ласково глядя на мальчика, проговорил Шандр. — Ах ты босяк.
Пока Шандр возился с Ацамазом, Джери успел лечь и, лежа, выкурить три сигареты подряд. Он курил и думал о том, что сегодня наконец-то поговорит с Шандром. Уже около месяца он носил это в себе, и ноша его становилась все тяжелее. Нужно было, наверное, сразу сказать ему, не тянуть, но Джери никак не мог решиться, не мог пересилить себя. Почему я, терзался он, почему я должен сказать ему об этом? Почему именно я?!