Антология сатиры и юмора России XX века. Том 14
Шрифт:
— Вот про Гоголу запишите, все скажу, — говорит председатель. — За лето тысячу восемьсот килограммов собрала, почти две тонны.
Но теперь мне не хочется записывать, да и задание у меня совсем другое.
— В другой раз, — говорю я. — А вас давно объединили?
— Не говори, дорогой, нищих примкнули, — говорит он брезгливо и добавляет: — Конечно, хорошее мероприятие, но не для нашего колхоза: у них — табак, у нас — чай. Я готов десять козлотуров воспитать, чем иметь дело с ними. Ай, молодец Гогола, Гогола, — напевает он,
Мы подошли к ферме. Рядом с большим пустым коровником был расположен летний загон, отгороженный плетнем. К нему примыкал загон поменьше, там и сидел козлотур.
Мы подошли к загону. Я с любопытством стал оглядывать знаменитое животное. Козлотур сидел под легким брезентовым навесом. Увидев нас, он перестал жевать жвачку и уставился розовыми немигающими глазами. Потом он встал и потянулся, выпятив мощную грудь. Это было действительно довольно крупное животное с непомерно тяжелыми рогами, по форме напоминавшими хорошо выращенные казацкие усы.
— Он себя хорошо чувствует, только наших коз не любит, — сказал председатель.
— Как — не любит?
— Не гуляет, — пояснил председатель, — у нас климат влажный. Он привык к горам.
— А вы что, его огурцами кормите? — спросил я и испугался, вспомнив, что про огурцы он говорил по-абхазски. Но председатель, слава богу, ничего не заметил.
— Что вы, — сказал он, — мы ему даем полный рацион. Огурцы — это проходит как местная инициатива.
Председатель просунул руку в загон и поманил козлотура. Козлотур теперь уставился на его руку и стоял неподвижно, как изваяние.
Подъехал шофер. Он вышел из машины с плотно оттопыренными карманами. Агроном опустился под изгородью загона и тут же задремал в ее короткой тени. Председатель взял у шофера огурец и вытянул руку над забором. Козлотур встрепенулся и уставился на огурец. Потом он медленно, как загипнотизированный, двинулся на него. Когда он вплотную подошел к изгороди, председатель поднял руку так, чтобы козлотур не смог достать огурец с той стороны. Козлотур привстал на задние ноги и, упершись передними в изгородь, вытянул шею, но председатель еще выше поднял огурец. Тогда козлотур одним легким звериным рывком перебросился через изгородь и чуть не свалился на голову агронома. Тот слегка приоткрыл глаза и снова задремал.
— Исключительная прыгучесть, — важно сказал председатель и отдал огурец козлотуру.
Тот завозился над ним, выскалив большие желтые резцы. Он возился с ним с таким же нервным нетерпением, с каким кошка возится с пузырьком из-под валерьянки.
— Зайди теперь с той стороны, — сказал председатель шоферу.
Валико кряхтя стал перелезать через изгородь. Из карманов у него посыпались огурцы. Козлотур ринулся было к ним, но председатель отогнал его и поднял их. Шофер с той стороны загона поманил козлотура огурцом. Председатель подал мне один огурец и надкусил другой, слегка обтерев его о рукав.
— Весь скот у нас на альпийских лугах, — сказал председатель, чмокая огурцом, — для него оставили десять лучших коз, но ничего не получается.
Козлотур опять стал передними ногами на изгородь и, не дотянувшись до огурца, еще более великолепным прыжком перебросился в загон. Шофер поднял над головой огурец. Козлотур замер перед ним, глядя на огурец розовыми дикими глазами. Потом подпрыгнул и, выдернув из руки шофера огурец, рухнул на землю.
— Чуть пальцы не отгрыз, — сказал шофер и, вынув из кармана еще один огурец, надкусил его.
Теперь все мы ели по огурцу, кроме агронома. Он все еще дремал, прислонившись к изгороди.
— Эй, — крикнул председатель, — может, очнешься? — И бросил ему огурец.
Агроном открыл глаза и взял огурец. Лениво очистил его о свой полотняный китель, но, не дотянув до рта, почему-то передумал есть и сунул огурец в карман кителя. Снова задремал.
К загону подошли девочка и мальчик лет по восьми. Девочка, как ребенка, держала на руке большой свежий кукурузный початок в зеленой кожуре с еще не высохшей косичкой.
— Сейчас козлотур будет драться, — сказал мальчик.
— Пойдем домой, — сказала девочка.
— Посмотрим, как будет драться, а потом пойдем, — сказал мальчик рассудительно.
— Попробуй впусти коз, — сказал председатель.
Шофер пересек загон и, открыв дверцу-плетенку, вошел в большой загон. Я только теперь заметил, что в углу загона, сбившись в кучу, дремали козы.
— Хейт, хейт! — прикрикнул на них Валико и стал сгонять с места.
Козы неохотно поднялись. Козлотур тревожно вздернул голову и стал принюхиваться к тому, что происходит в загоне.
— Понимает, — сказал председатель восхищенно.
— Хейт, хейт! — сгонял коз Валико, но они стали бегать от него по всему загону. Он их пытался подогнать к открытой дверце, но они пробегали мимо.
— Боятся, — сказал председатель радостно.
Козлотур замер и не отрываясь смотрел в сторону большого загона. Он смотрел, вытянув шею, и принюхивался. Время от времени у него вздрагивала верхняя губа, и тогда казалось, что он скалит зубы.
— Нэнавидит, — сказал председатель почти восторженно.
— Пойдем, — сказала девочка, — я боюсь.
— Не бойся, — сказал мальчик, — он сейчас будет драться.
— Я боюсь, он дикий, — сказала девочка рассудительно и прижала початок к груди.
— Он один сильнее всех, — сказал мальчик.
Агроном неожиданно тихо засмеялся и вынул из кармана огурец. Он сломал его пополам и протянул детям. Девочка не сдвинулась с места, только крепче прижала свой початок к груди. Мальчик осторожно-осторожно, бочком подошел и взял обе половины.
— Пойдем, — сказала девочка и посмотрела на початок, — кукла тоже боится.