Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт
Шрифт:
— Тогда от трех до семи лет заработал. И сейчас опять…
Мераб закрыл глаза.
— Все обойдется, алим! Ты со мной, а я везучий. Ну, пошли, пока кто-нибудь в нас не пальнул.
Боря вошел в реку, быстро перешел ее вброд и, махнув с того берега рукой Мерабу, скрылся за деревьями. Раздался короткий вскрик. И тишина…
— Боря. — тихо позвал Мераб.
Тишина.
Мераб раздевается до трусов и заходит в реку, держа руки над головой. В одной руке у него Сенино кольцо, в другой — крышка от трамблера. Мераб
— Пограничник!..
С той стороны глухая тишина. Только мелкий дождик стучит по воде, по траве, по листве деревьев…
Мераб медленно бредет к берегу.
— Пограничник, браток, не стреляй! Дай хоть ногой на свою землю ступить! — просит он.
А лицо у него совсем мокрое. И не поймешь: то ли это дождь, то ли слезы.
Грузия. Пограничная застава. У Мераба отобрали крышку от трамблера, кольцо, пояс, шнурки от ботинок и заперли в комнате с решеткой на окне. Послышался лай собаки.
— Генацвале, — улыбнулся Мераб и подошел к окну. На кирпичной дорожке — овчарка со своим щенком.
К погранзаставе подъехали черная «Волга» и «газик». Из «Волги» вышли мужчина в штатском, из «газика» — майор пограничных войск.
— Гдe? — спросил майор часового.
— В третьей, товарищ майор, — вытянувшись, ответил часовой.
Майор с почтением пропустил в дверь человека в штатском и прошел следом.
Часовой отпер дверь. Человек в штатском вошел внутрь и закрыл за собой дверь, В комнате на табуретке сидел Боря Париж. Увидев гостя. Боря поднялся с табурета,
— С благополучным возвращением, Борис Сергеевич, — сказал человек.
— Здорово, подполковник, — улыбнулся Боря.
Они крепко обнялись.
Самолет приземлился в аэропорту города Тбилиси. Мераб, расталкивая пассажиров, продирался к выходу.
— Как папуасы! — возмущалась стюардесса. — Пассажир, вы что, глухой? Вам же сказали: сидеть до полной остановки.
— Хватит, — огрызнулся Мераб. — Я уже насиделся.
Он первым сбежал по трапу и, не дожидаясь автобуса, побежал по летному полю к чугунной решетке, за которой толпились встречающие.
Выбежал на площадь. Там, возле такси, стояли отец, Яша и парень с гитарой. Мераб медленно подошел к ним, помялся и достал из пакета бутылку шампанского.
— Вот, принес, — робко сказал он. Отец выхватил у него бутылку и что было сил шмякнул ее об асфальт. Во все стороны полетели осколки и брызги шампанского. Парень с гитарой ударил по струнам, запел песню, красивую и нежную.
Яша взял второй голос. Мераб помялся, поглядывая на отца. И тоже запел. И мрачный отец не выдержал и взял на себя басовую партию…
А по летному полю ехал автокар с багажом, и на самом верхнем чемодане стоял пес Генацвале.
— Граждане пассажиры! — раздалось сверху из динамика.
Все, кто был на площади, остановились и подняли головы вверх.
— Уважаемые
Генацвале поднял голову в небо и завыл на высокой ноте. И с этой ноты начнется мелодия, под которую пойдут титры фильма… и зрители из зала.
1988 г.
Моя кошерная леди
(Мюзикл в двух действиях)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
МАРК ХИГМАН — врач, как и многие евреи.
ЛИЗА ДУЛИГОВА — нормальная русская девушка.
МАДАМ ХИГМАН — а идише мама Марка Хигмана.
ПАША ДУЛИТОВ — отец Лизы, бомж-интеллигент.
РЕБ ПИККЕР — начинающий раввин.
БЕНЯ ФУРМАН — бывший актер бывшего еврейского театра.
ЗИНА — задушевная подруга Лизы.
ТРИ ХАСИДА — очень религиозные евреи.
ТРИ ЛЮБИТЕЛЯ ПИВА — алкоголики-профессионалы.
ДВЕ ЖЕНЩИНЫ НА БУЛЬВАРЕ — традиционные противницы семитов.
Действие пьесы происходит в наши дни в нашем городе.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Голос в темноте: «Дышите… Не дышите… Еще раз… Глубже». Зажигается свет. Квартира Марка Хигмана. По стенам висят картины Шагала, Сутина, Альтмана. В центре — картина Малявина: смеющаяся баба в красном сарафане. Сам доктор слушает стетоскопом молодого бородатого человека в трусах и майке.
МАРК. Ну что ж, все ясно. Можете одеваться…
Молодой человек заходит за ширму и начинает одеваться.
Вообще, ничего страшного я не вижу. Есть некоторая аритмия, но в вашем возрасте это бывает.
ГОЛОС. В моем? Вы что, шутите?
МАРК. И не думаю! Именно в вашем. Очевидно, небольшое переутомление. Ну, и потом, весна, волнение в крови. Вон сколько на улицах русских красавиц!..
Молодой человек выходит из-за ширмы. Он уже одет, как раввин: в черном костюме, талесе под пиджаком и черной шляпе.
ПИККЕР. Марк Моисеевич, какие русские красавицы? По-вашему, я могу до них дотрагиваться?
МАРК. А что? Вы же, слава богу, не римский папа? Обет безбрачия не давали?
ПИККЕР. Безбрачия!.. Может, нам еще жениться на гойках?
МАРК. Насчет вас сомневаюсь, а что до нас, простых смертных, то почему бы и нет?
ПИККЕР. Вы меня поражаете! Мы же такой маленький народ! Если мы начнем заключать браки с другими нациями — мы вообще среди них растворимся. Или вы думаете, что между ними и нами нет разницы?